Избранное в 2 томах. Том 1. Детство. Наши тайны. Восемнадцатилетние

— Вы отравляли раненых! — почти вскрикнула Шурка. — Когда вы меняли ампулку на кофеин, чтобы впрыснуть тому безумному, я поняла, что вы так же ловко проделывали это уже не раз. Для чего вы это делали?

Сыч снова кашлянул в кулак.

Доктор Розенкранц с хрипом пыхнул трубкой и презрительно усмехнулся.

— Вы дети, — сказал он. — Очень хорошо. И, кроме того, никто из вас не есть медик. Вы ничего не понимаете в медицина. Вы дети!

Шурка вздохнула.

— Непонятно, — прошептала она.

— Пожалуйста, — сказал доктор Розенкранц. — Очень хорошо. Я могу объяснять. Они должны умереть в тяжелые муки тифозная горячка, а я давал им получить своя смерть в сладкий забытье сон — в объятия морфей…

Ему стало труднее говорить по-русски. Он начал коверкать слова, и в его речи отчетливее зазвучал немецкий акцент. Он совсем побледнел, только на скулах еще горели красные пятна.

Сыч кашлянул громче.

— Дозвольте доложить, — негромко произнес он, — в народе ходит такая молва, что германец, как это говорится, сам с обдуманным намерением напустил на нашу русскую армию тиф. Так, как придумал, к примеру, аэропланные стрелы, пушку «берту» или же удушливые газы. Чтоб, значится, как вернемся по домам, отравить весь русский народ. Особенно как началась теперь в России мировая революция и вообще большевизм. Тогда Россия, как говорится, вся вымрет, и он одолеет нас без войны… Определенно пошел такой слух…

— Подождите! — Шурка сорвалась и, оттолкнув Сыча, выбежала вон. — Я сейчас! Но не отпускайте его!

Сыч вскинул винтовку на руку, щелкнул затвором и застыл на пороге.

Шурка мгновенно перебежала через пути к вокзалу. Как безумная влетела она в зал третьего класса. Одного за другим обошла она всех только что умерших после уколов. Их было одиннадцать.

Шурка вернулась и тихо села на табурет. Грудь ее часто вздымалась. Бледный Сербин молчал. Молчал Сыч на пороге. Молчал доктор Розенкранц.

— Одиннадцать… — наконец вымолвила Шурка. — Все как один, наши… повстанцы, раненные недавно в бою.

— Он сумасшедший! — вскрикнул Сербин.

— Какое человеконенавистничество! — простонала Шурка. — Зачем? Для чего? Он хотел посеять панику! И не только среди этих несчастных, но, таким образом, среди повстанцев, среди людей, которые взяли оружие в руки!..

Сербин все еще смотрел растерянно, с испугом.

— Слушайте, — наконец прошептал он. — Это… врачебная ошибка? Вы впрыснули не то, что надо? Или… или вы — шпион, прикинувшийся врачом, который пробрался на территорию, где действуют повстанцы, чтоб разведать силы, чтоб…

Трубка доктора Розенкранца погасла. Он поднялся бледный, презрительно скривив губы.

— Очень хорошо, — сказал он, и голос его охрип, — очень хорошо! Я не буду отвечать. Я требую немедленно отправить меня в распоряжение немецкий гарнизон. Каждый, кто тронет меня палец, передстанет перед военный суд немецкая армия!..

Все молчали.

Сербин вдруг тоже поднялся. В груди у него словно накручивалась пружина. Сердце щемило. Он не понимал, что происходит вокруг и что же такое он сам. То ли еще ребенок, то ли давно уже взрослый, может быть, даже старик. Но действовать он должен был быстро и решительно.

— Нет! — сказал он и сам удивился своему спокойствию. — Нет! Доктор Розенкранц, мы можем передать вас только нашей власти… власти…

Он запнулся. Власти в городе не было.

— Дозвольте доложить, — кашлянул Сыч у порога, — по законам военного времени… я предлагаю… германского дохтура… арестовать…

Доктор Розенкранц выхватил трубку изо рта, и глаза его забегали.

— Я требую!.. — закричал он, и голос его сорвался на визг.

Но Сыч снова вскинул карабин на руку и, щелкнул затвором. Патронов в карабине не было.

— Вперед! — заорал Сыч. — Вперед!

Он толкнул доктора и упер дуло незаряженного ружья ему в спину.

Доктор пошатнулся и сделал неуверенный шаг. Сыч распахнул дверь, и клубы тумана заполнили дежурку. Доктор ступил за порог.

Когда дверь закрылась, Сыч внезапно взмахнул карабином и обрушил его на голову диверсанта. Приклад раскололся. Тело доктора Розенкранца упало на землю.

— Носилки! — крикнул Сыч. — В барак, который морг!

Козырь-девка

Дверь отворилась, и на пороге возникла женская фигура.

Лампа на столе была прикрыта плоским абажуром, и свет падал только книзу. Голова вошедшей оставалась в тени.

Козубенко вскочил с места, все остальные замолчали. В маленькой комнатке, где собралось человек пятнадцать и где только что звучал приглушенный говор многих голосов, сразу наступила тишина. Понемногу, один за другим, стали подниматься и остальные — кто с кровати, кто со скамьи, кто просто с пола.

Рука Козубенко метнулась под шинель. Браунинг он всегда носил при себе. Но в сенях стоял на страже один хлопец, на крыльце другой, за калиткой третий. Как они смели пропустить? Или это предательство? Ловушка? Облава?

Он прищурил глаза и поднял абажур — чтоб луч света упал на лицо неизвестной на пороге. Девушек должно было быть только две, и обе они сидят рядом на лавке: дочь будочника Варька и плотника Лопухова Марина.