Избранное в 2 томах. Том 1. Детство. Наши тайны. Восемнадцатилетние

Эти земли арендовали Миси, Дзбан и Головчук. Пятнадцать десятин под свеклой, законтрактованной Севериновским сахарным заводом. Прошлой зимой, когда установилась власть большевистских ревкомов, и помещичьи земли, и земли сельских богачей, и арендные площади земельный отдел ревкома прирезал селу и распределил среди крестьян. Теперь, когда прогнали немцев, сельская беднота двинулась снова на земли, нарезанные большевиками. Власть, которая дает землю беднейшим крестьянам без выкупа и немедленно, это и есть народная власть. Зима приближалась — неужто ждать, пока пан Петлюра соберет свой конгресс? Да еще — чей это будет конгресс и даст ли он крестьянам землю и рабочим заработок?

— Не надо нам конгрессов! — слышалось в толпе. — Нам земля нужна! Земля — крестьянам, фабрики — рабочим! Немцев прогнали!

Юринчук подошел к Варфоломею, Явтуху и Фаддею, стоявшим на меже.

— Вы будете, — крикнул он, — бурак сеять, на Севериновский продавать и богатеть? А нам опять на поденную бегать, за сорок копеек с утра до вечера жом отгребать? Валяйте вы на поденную, а мы здесь посеем гуртом!

Фаддей Миси взбеленился. Он дико завизжал, размахивая руками и хлопая себя о полы.

— Я любимого сыночка в армию отдал! Он теперь кровь проливает! А вы меня тут обижаете! И Варфоломей отдал сына, и Явтух! Мы солдатские отцы.

— Чью кровь проливает? Не свою, рабочих и крестьян! В карателях где-то видели!

— Кому ты сына отдал? — закричал и Юринчук. — Директории? Батьке Петлюре! Тому, кто немцев привел?

— Власти отдал, какая есть! С конем снарядил, одёжу справил!..

— Да у тебя еще коней! И сундуки полны! И сусеки!

— Раскулачить мироедов!

— А ну, отойди!

Фаддей Миси толкнул Юринчука в грудь, но оступился на комке глины и упал.

— Караул! — завопил он. — Люди добрые! Грабят, убивают! Ратуйте!

— Голь перекатная! — озверел и Григор Лях. — На кого руку подымаешь?

Он схватил Юринчука за рукав и потащил прочь. Лицо Ляха уже не выражало ни спокойствия, ни благочестия. Он весь посинел и злобно водил глазами.

Юринчук выдернул руку, шов на плече треснул, это его обозлило, и он другой рукой с размаху оттолкнул старого Ляха.

Тут подскочил Дзбан и Головчук. Гирин и Серошевский схватились за посохи. Миси уже поднялся и теперь завизжал на весь мир тоненьким бабьим голоском; крестьяне бежали и от плугов и с межи. Все кричали и размахивали руками. Юринчук и Лях сцепились, пытаясь переломить друг другу хребет. Оба были высокие, здоровые. Головчук схватил камень и швырнул в толпу. Следом наклонились за камнями и Гирин и Серошевский. Но камни хватали уже и у плугов. И один, здоровенный, попал Серошевскому в плечо. Тогда он оставил камни и, подняв посох, кинулся на кого-то, один на один. Гирин молотил клюкой Юринчука по спине.

Рев поднялся над полем, дядьки бросились друг на друга с кулаками.

В эту минуту в селе ударили в набат.

Василь Солдатенко стоял в отдалении. Он прислушался к звону, снял шапку и перекрестился. Потом натянул шапку поглубже, плюнул на руки и тоже ринулся в бой.

— Бей самостийников! — старался он всех перекричать. — Бей, пока они еще не сели нам на спину!

А колокол уже зазвонил, загудел — два удара кряду, а затем еще раз. Так сзывали «на оборону».

Быдловская церковь стояла на холме, и четырехугольная каменная колокольня возвышалась над всем просторно раскинувшимся селом и его околицами. Из амбразур четвертого яруса открывался широкий кругозор: все четыре стороны, слобода за прудами, три дороги — на запад, юг и восток. Это были подступы к селу. На помосте под большим колоколом теперь стоял на треноге пулемет кольт, а вдоль перил — цинки с лентами. Здесь, на верхушке колокольни, быдловская сельская самооборона устроила свой дозорный пункт. Обороняться приходилось каждый день и против всего света. Обходя стороной железную дорогу и большаки, пробирались к границе неразоруженные немецкие части. Офицеры-каратели внезапно налетали галопом, врывались в село, грабили, вешали и исчезали. Польские легионеры появлялись из оврагов и хватали католиков в легионы — «добровольцами». Каждый день наскакивали фуражиры каких-то атаманов с реквизициями. Гайдамацкие отряды шныряли по хуторам. В лесах укрывались банды беглых австрийцев. По дорогам бродили шайки грабителей… Сигналов для тревоги в селе установили три. «В набат» — тогда все село, и старики и бабы, должны были, кто с чем, поскорее бежать на площадь. «На оборону» — тут оружие хватали только молодые парни, вписанные в сельский реестр. И «на стражу», чтобы поскорей собиралась к колокольне дежурящая сегодня улица, человек пятнадцать. В карауле на колокольне у пулемета стояли всегда по двое.

Сегодня дежурили Потапчук и Иванко. К ним в гости пришла еще Галька Кривунова. Хлопцы присели за перилами, закутавшись в кожушки, Галька пристроилась между ними, а голову положила Иванку на плечо. И казалось всем, что закинуты они в поднебесье и плывут на шатком корабле навстречу тучам без конца и без края.