Избранное в двух томах

Путь Гарнаева в большую авиацию — если бы я так не боялся громких слов, то обязательно назвал бы этот путь «эпопеей» — был весьма тернистым. Трудно, я думаю, найти людей, которые с такой силой и самоотверженностью

пробивались сквозь, казалось бы, непреодолимые преграды к цели своей жизни.

Что говорить, ни у кого из нас эта дорога не была сплошь усыпана розами. Но

таких препятствий, как Гарнаеву, судьба не преподносила, пожалуй, никому

другому.

Окончание войны с Японией он встретил старшим лейтенантом, летчиком

истребительной авиации. Казалось, ему открыты все дороги, все пути. И вдруг

как снег на голову свалилась беда: неожиданная, незаслуженная, злая. .

Несколько лет Юра об авиации не мог и мечтать Какая уж там авиация, когда

и на обычную-то, земную жизнь приходилось смотреть сквозь перечеркнувшую

весь мир сетку колючей проволоки!.

Лишь в самом конце сороковых годов Гарнаев появился на нашем аэродроме.

Конечно, не как летчик — об этом по существовавшим правилам не могло быть и

речи. Невероятным везением было уже то, что его приняли техником-экспериментатором! С судимостью! Да еще по такой статье!

Группа, в которой, он начал работать, была не совсем обычной.

Она трудилась над решением одной из важных проблем, стоявших в те годы

перед авиацией всех передовых в техническом отношении стран мира —

проблемой перелива горючего в воздухе из одного самолета в другой.

Возглавляли эту группу не ученые и даже не дипломированные инженеры, а

профессиональные летчики-испытатели В.С. Васявин и И. И. Шелест, о котором

я уже рассказывал. Едва ли не каждый день они, оторвавшись от чертежей и

расчетов своей группы, уходили в воздух по другим, не имевшим к этому делу

никакого отношения заданиям.

Казалось бы, разумнее было поручить руководство экспериментально-конструкторской группой ученым, инженерам, просто администраторам наконец, но

317

никак не летчикам. Но тут выступало на сцену одно существенное

обстоятельство; летчики-испытатели Шелест и Васянин были авторами идеи, лежащей в основе всей работы. И, как показало будущее, идеи плодотворной.

Для Гарнаева такое начало службы в испытательной авиации оказалось, по-видимому, даже более полезным, чем если бы он пришел к нам сразу летчиком-испытателем. Так сказать, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Практическое освоение тылов испытательной работы, опыт полетов в качестве

наблюдателя, наконец, само общение с Шелестом и Васяниным — настоящими, штатными летчиками-испытателями, в то же время не ограничивающими свою

деятельность одной лишь только пилотской кабиной, — все это было такой

академией, переоценить которую невозможно. Особенно нам, доморощенным, прошедшим в свое время мытье в тех же водах.

Теперь, после освоения азов, ему настало время садиться за штурвал! Но

очень скоро судьба нанесла Гарнаеву второй тяжелый удар.

В чью-то инициативную голову пришла идея «проверить» личный состав

наших летчиков-испытателей: насколько, так сказать, надежны руки, которым

доверены многомиллионные опытные и экспериментальные самолеты. Впрочем, не в какой-то отдельной, пусть сколь угодно инициативной «голове» было, конечно, дело. Причины происходившего носили характер гораздо более

широкий.. Не приходится удивляться, что проверка развернулась полным ходом.

К сожалению, основным ее критерием служили не живые дела

«подследственных», а прежде всего их анкеты. Нет надобности перечислять

номера анкетных пунктов, по которым шло разделение на «чистых» и

«нечистых». Увы, последних в нашем коллективе оказалось числом поболее, чем

первых, так что кадры испытателей были признаны недопустимо засоренными.

И, как нетрудно догадаться, среди преданных остракизму оказался и Гарнаев: на

фоне завидной безупречности всех прочих пунктов анкеты пункт «Привлекался

ли ранее. .» был у него существенно подпорчен.

Второй удар оказался для Гарнаева психологически едва ли не тяжелее

первого.. У него изъяли пропуск на аэродром. Только из-за ограды мог он ви-318

деть, как взлетают, уходят в зону испытаний, возвращаются, заходят на посадку

те самые самолеты, теплые штурвалы которых всего несколько дней назад

дрожали в его руках. Отрываться во второй раз от любимого дела оказалось едва

ли не тяжелее, чем в первый. Хотелось закрыть глаза, скрыться, уехать прочь, не

видеть всего, что приходится с кровью отдирать от своего сердца!

Но сердце сердцем, а слушать его биение без контроля со стороны разума и

воли нельзя. Это Гарнаев понимал отлично. Понимал, а потому.. принял

предложенную ему должность заведующего институтским клубом.

Целый год ежедневно приходил он на службу в расположенное тут же, у