Избранное в двух томах. Том 2

тридцать девять»), автобус повез Быковского, Волынова, руководителей их

подготовки, врачей на нашу рабочую площадку. Приехали, остановились у

домика космонавтов. Валерий и Борис вошли в него. Выйдут теперь уже только, чтобы одеваться для старта, завтра рано утром.

Это завтра началось с того, что, как всегда, собралась — непосредственно на

стартовой площадке — Госкомиссия, чтобы дать «добро» на предстоящий пуск.

Собралась на этот раз уже не в землянке — «банкобусе», а — очередной шаг на

пути прогресса!—в специально построенном домике с залом, который был бы

вполне на месте в хорошем клубе завода средней величины. Но — такова уж сила

традиций — и этот удобный, даже, я сказал бы, уютный зал, будучи введен в

эксплуатацию, незамедлительно получил неофициальное, но оттого еще прочнее

к нему приставшее наименование «банкобус». Вообще надо сказать, терминология на космодроме действовала — на зависть многим другим отраслям

науки и техники, где она все никак не может устояться, — весьма стабильно.

Каждая вещь, каждое помещение имело свое строго соблюдаемое, единое и всем

понятное наименование. Едва ли не единственным исключением оказалось

помещение в бункере, вплотную примыкавшее к пультовой. Его называли иногда

«комнатой членов Госкомиссии», а иногда — «гостевой», по-видимому в

зависимости от того, как расценивал говоривший роль членов Госкомиссии в

обеспечении очередного пуска.

Итак, мы собрались в новом «банкобусе».

За минуту до назначенного времени начала заседания вошли руководители

пуска и члены Госкомиссии. Один из них перездоровался со всеми

присутствующими (а их набралось добрых несколько десятков человек) за руку.

Почему-то подобный демократизм вызвал у некоторых участников совещания

удивление: зачем, мол, это ему понадобилось? Но у меня, да и у большинства

присутствующих создалось впечатление, что таким способом вошедший хотел

подчеркнуть свое уважение ко всем — не только к руководящим, но именно ко

всем — участникам уникальной работы по пускам пилотируемых космических

летательных аппаратов.

335 Немного спустя, когда Быковский будет уже в космосе, Титов скажет: «Ему

на долю выпало все, что по законам вероятности должно было бы распределиться

на пятерых». В день старта — после того как космонавт занял свое рабочее место

и провел в нем законные, предусмотренные программой два часа — был

объявлен перенос на полчаса, потом еще на час, потом еще.. Итого он провел из-за неожиданно возникшей и не сразу раскушенной неполадки пять (пять!) напряженных предстартовых часов, каждую минуту не имея уверенности, что

очередная задержка будет последней и что вообще пуск не будет отменен (или

отложен, что, в сущности, почти одно и то же). Перенес эту, ни в какие нормы не

укладывающуюся нагрузку Валерий железно!

На связи с космонавтом сидел Гагарин. Все время развлекал его как только

мог. Потчевал музыкой («У нас как в хорошем ресторане: заказывай, чего тебе

сыграть»). Сначала говорил небрежным тоном:

— Маленькая задержка.

Потом, когда «маленькие задержки» стали оборачиваться уже не минутами, а

часами: — Потерпи немного еще. Пытался смешить:

— Тебе хорошо лежать! А мы тут бегаем. .

И только перед самым стартом, когда уже пошла кабель-мачта, как-то очень

тепло, сердечно и в то же время значительно сказал:

— Гордимся твоей выдержкой!

Да, психологию человеческую Гагарин понимал — недаром выступил через

несколько лет вместе с доктором В. И. Лебедевым как соавтор книги

«Психология и космос». А кроме того, наверное, хорошо помнил, как за ним

самим только со второй попытки закрыли входной люк космического корабля.

Со временем эта традиция укрепилась — и у нас, и в Америке. Каждый

очередной космонавт, переговариваясь по радио, слышал не абстрактную Землю

вообще, а хорошо знакомый дружеский голос своего, как правило, уже

побывавшего в космосе коллеги. Слышал его компетентный совет, хорошо

отобранную («Именно то, что нужно») информацию, иногда просто шутку — это

тоже шло на пользу делу. Когда летом 75 года проводился совместный советско-американский ЭПАС (экспериментальный полет «Аполлон-Союз»), я узнал, что в

американском Центре управления полетом в городе

336

Хьюстоне постоянно дежурили астронавты для связи с экипажем «Аполлона», и

назывались они, как мне кажется, очень выразительно и точно: экипаж

поддержки.

Особую роль такие экипажи сыграли позднее, когда пошли длительные

космические экспедиции — начиная с 18-суточного полета А. Николаева и В.

Севастьянова и, далее, многомесячные, вплоть до полета В. Г. Титова и М. X.

Манарова, длившегося целый год!

Правда, не всегда и не у всех, особенно поначалу, это дело встретило полное

понимание. В своей книге «Век космоса» Владимир Губарев рассказал, как

однажды в ЦУПе решили «психологически поддержать» давно работающий в