Избранное в двух томах. Том 2

соображения, что будем делать. — И разговор вернулся в нормальное русло.

Характер Королева — во всех его ярких, часто противоречивых гранях — до

сих пор служит предметом горячих дискуссий. Разные люди в разное время

воспринимали его по-разному.

Когда я впервые опубликовал отрывки из своих воспоминаний о Сергее

Павловиче, где постарался в меру своих сил показать эту противоречивость его

сложной натуры, то вскоре получил неожиданно много письменных и устных

читательских откликов — пожалуй, не менее противоречивых. Смысл некоторых

из них тоже оказался для меня довольно неожиданным — меня упрекали за

идеализацию тех черт характера и тех особенностей поведения Королева, которые

действительно этого не заслуживали.

— Ты Королева идеализируешь, — сказал один очень близкий мне человек, работавший в организации, тесно связанной с королёвским КБ. — Допускаю, с

то-

243

бой он действительно обращался более или менее прилично, но с другими!.

Зато еще один человек из той же организации, причем занимающий в ней

должность весьма заметную (по совпадению — тезка первого), напротив, возмутился:

— Не любили вы, я вижу, Королева! Плохо к нему относились. Так уж его

расписали..

Услышав подобное, я поначалу огорчился: неужели рассказанное мной

можно было истолковать как проявление антипатии к Королеву?!

Но тут же мое огорчение на корню перебил отзыв другого человека, тоже

неоднократно имевшего дело — прямо по службе — с Сергеем Павловичем:

— Он у вас, Марк Лазаревич, выглядит гением, А ведь гением-то он не был..

Нет, изображать его гением я, честное слово, тоже не собирался. Не

собирался хотя бы потому, что с этим словом, по моему глубокому убеждению, следует обращаться крайне осторожно. Объявлять человека гением —

прерогатива потомков. Имевшие место в истории попытки присвоить эпитет

«гениальный» кому-то из современников редко переживали самого носителя

этого звания.

А читательские мнения продолжали обрушиваться на меня одно за другим.

Одно из них — исходившее, кстати, от человека не только очень умного по

природе, но к тому же театроведа по профессии, для которого раскрытие

характеров человеческих есть, так сказать, основная работа по специальности, —

звучало примерно так:

— Все-таки, я вижу, печать своего времени на вашем Королеве стояла.

Сходную точку зрения высказал, прочитав в рукописи мои заметки о

Королеве, один из старейших советских летчиков, который, закончив свою

летную деятельность, ряд лет проработал в королёвском КБ. Энергично критикуя

(кое в чем, как мне кажется, необоснованно, но кое в чем довольно убедительно) написанное мною, он заметил:

— СП жил и работал в определенной среде.. Был продукт всего этого. Без

описания внешней среды его отдельные вспышки и резкости не могут быть

поняты. .

Сказано совершенно справедливо.

244 Конечно, каждый из нас, в большей или меньшей степени, есть продукт

своего времени, своей среды, своего места среди людей. И Королев, разумеется, не был в этом смысле исключением. Но именно в меньшей — никак не большей!

— степени. Пресловутая «печать эпохи» легла в нем на внешнее, поверхностное, мало коснувшись внутреннего, глубинного.

Да и вообще валить все только на «эпоху» было бы тоже не очень-то

справедливо. Разных, очень разных по своему внутреннему облику

руководителей формировала она.

Трудно, конечно, сравнивать реальных — живущих или живших — людей с

персонажами произведений литературы. Но все же, если признать, что лучшие из

этих произведений как-то отражают нашу жизнь, подобное сравнение — пусть с

известными оговорками, — наверное, в какой-то степени правомерно.

Так вот, можно вспомнить не один образ крупного руководителя —

«генерала промышленности» — тридцатых, сороковых, начала пятидесятых

годов, известный нам из литературы. Взять хотя бы заводских директоров

Листопада в «Кружилихе» Веры Пановой и Дроздова в «Не хлебом единым»

Владимира Дудинцева. В обоих этих превосходно написанных персонажах

немало общего: оба чувствуют себя этакими «удельными князьями» на своем

заводе, в своем городе, даже своей области, причем воспринимают такое свое

положение как совершенно естественное. Оба категоричны в своих

высказываниях, безапелляционны в оценках, решительны в деле, весьма круты в

обращении с окружающими. Словом, сходства много. Но, если копнуть поглубже

и постараться заглянуть в души этих людей, невозможно не заметить, насколько

они различны по своему нравственному облику, человечности, отношению к

людям, пониманию своего долга. .

Я обратился к этим литературным примерам только для того, чтобы

проиллюстрировать несложную истину: время, конечно, накладывает на людей