Избранное в двух томах. Том I

Бакрадзе на эти слова не ответил. Его слегка выпуклые глаза под густыми черными бровями налились кровью, чувствовалось, ему хочется что-то высказать и он с трудом сдерживается, — наверное, из-за моего присутствия. Пожалуй, мне лучше бы уйти, пусть комбат и командир роты сами меж собой выясняют отношения. Дело-то ясное: командир спрашивает с подчиненных за упущения. Я уже хотел подняться и попрощаться с ними, но в это время вновь появился дежурный и доложил Левченко:

— Ладушкин нашелся. Вернулся сам.

— А ну, давайте его сюда! — распорядился Левченко.

Через минуту на пороге появился Ладушкин. А, так это тот самый солдат, с которым я познакомился возле вытащенного из воды бронетранспортера!

Ладушкин стоял, торопливо оправляя гимнастерку. Его сапоги были в грязи — можно было понять, что он бежал, не разбирая дороги, и не успел почиститься.

Левченко осмотрел нарушителя, вытянувшегося в дверях, что-то хотел сказать ему, но промолчал, только сердито передернул губами и обернулся к Бакрадзе:

— Вот, любуйтесь! И объясняйтесь с ним сами.

Бакрадзе спросил Ладушкина, сверля его испепеляющим взглядом:

— Почему совершили нарушение?

Ладушкин не ответил, опустил глаза.

— Ну, почему молчите? Я спрашиваю — почему?!

Пальцы рук Ладушкина, вытянутых по швам, чуть приметно вздрагивали. Он молчал.

— Замечалось за ним раньше? — спросил Левченко у Бакрадзе.

— Как будто бы нет… — не очень решительно ответил тот. — Считался исправным солдатом.

— Вижу, какие исправные… — Левченко смерил Ладушкина взглядом с ног до головы. — Нашкодят, всю роту подведут, а ответ держать — кишка тонка! Помалкивает… Трус он у вас!

Я увидел, как при этих словах Левченко блеснули глаза Ладушкина, он вздрогнул, вытянулся еще сильнее, ломким, но решительным голосом произнес:

— Разрешите?..

— Ну, ну… — Бакрадзе встал, подошел к Ладушкину. — Что-то имеете сказать в свое оправдание?

— Ничего…

— Я так и знал — ничего! — Бакрадзе пристально глянул Ладушкину в глаза: — Вы знаете, что такое самовольная отлучка? Вам известно, что она карается как нарушение присяги?

— Известно… — еле слышно пролепетал Ладушкин.

— Так почему же нарушили?

— Я только на несколько минут… Предупредить…

— Кого? О чем?

— О том, что в увольнение не смогу, меня в наряд внезапно назначили…

— Так надо было попросить! Возможно, вам и позволили бы отлучиться на несколько минут, — вмешался в разговор Левченко. — Да и что за спешность такая?

Ладушкин ответил еле слышно:

— Это… личное дело.

— Какое? — усмехнулся Бакрадзе. — К девочке захотел?

— Товарищ старший лейтенант! — В голосе Ладушкина послышалась неожиданная твердость. — Вы можете наказать, но…

— Прошу прощения! — подчеркнуто вежливо произнес Бакрадзе. — Не смею вторгаться в ваши личные дела. А за самовольную отлучку — трое суток гауптвахты… Нет, две недели без увольнения!

— Есть, две недели без увольнения! — ответил Ладушкин убитым голосом.

— Он вам больше не нужен, товарищ майор? — спросил Бакрадзе у Левченко.

— Нет.

— Можете идти! — бросил Бакрадзе Ладушкину.

Ладушкин круто повернулся. Споткнулся, очевидно от волнения, о порог. Но выпрямился, четко шагнул за него.

— Интересно все-таки выяснить, почему этот дисциплинированный солдат решился на такое нарушение? — сказал я.

— Конечно выясним, — пообещал Левченко. — Но вкатить грешнику следует. — Он обернулся к Бакрадзе: — Я бы на вашем месте, товарищ старший лейтенант, все-таки посерьезнее его наказал, гауптвахтой.

— С милой не видаться — какое наказание хуже может быть? — ответил на это Бакрадзе.

— И то, пожалуй, — согласился Левченко.

Сейчас-то я уже подробно знаю, какие обстоятельства предшествовали проступку Ладушкина. Я хотел поручить разузнать это во всех деталях своему помощнику по комсомолу, старшему лейтенанту Бахтину. Сережа Бахтин старателен, в каждое дело вникает душой. История с Ладушкиным — ему сигнал. Пусть исследует поглубже, почему такой срыв получился, и заодно поищет, что по его комсомольской линии надо сделать в части воспитательной работы среди солдат-новичков для исключения самой возможности подобных происшествий. Но сегодня в нашем Доме офицеров, где читал лекцию приезжий международник, я встретил Левченко и, вспомнив о Ладушкине, сам расспросил о нем.

Как и во всяком чрезвычайном происшествии, меня в данном случае интересуют его истинные причины и то, насколько оно типично.