Читаем Избранное в двух томах. Том II полностью

Стреляя частыми, но короткими очередями, — патроны приходилось беречь — разведчики не давали немцам, проникшим снаружи в одну из комнат второго этажа, выйти в коридор. Но те, высовываясь из дверей, все-таки стреляли вдоль коридора.

Как попали гитлеровцы на второй этаж, если вход на него со стороны вестибюля разведчики обороняли так крепко? Очевидно, немцы воспользовались наружной пожарной лестницей, проходящей вблизи окон.

Теперь пятеро моряков находились меж двумя огнями. Оставаться в коридоре было бы гибельно. Отступать же они могли только вверх, на третий и последующий этажи. И Калганов снова дал команду:

— Наверх!

Отстреливаясь, моряки поднимались по лестнице к площадке третьего этажа. Вниз, в гитлеровцев, снова бросили несколько гранат и этим остановили их. Но ненадолго.

Оставляя на ступенях убитых, гитлеровцы, перешагивая через них, упорно лезли наверх. Их было много, и они теснили пятерых моряков все выше и выше — на следующие этажи.

Ранен был в плечо Николай Максименко. Разрывная пуля угодила в ногу Малахову, он уже не мог сам подниматься по лестнице, ему помогали товарищи, а за ним по ступеням тянулся кровавый след. Но Малахов, превозмогая боль, продолжал стрелять, хотя стоять на ногах он уже почти не мог и с каждой минутой все более слабел от потери крови.

Дошла очередь и до Калганова. В разгар перестрелки на лестнице, едва он собрался дать короткую очередь по мелькнувшей внизу на площадке фигуре в зеленой шинели, его словно током дернуло возле правого локтя. В рукаве сразу стало горячо. Пощупал рукав — мокрый. Боль еще не успела прийти, но он понял, что ранен.

— Кровь? — спросил находившийся рядом Максименко. — Перевязать надо!

— Некогда! — отмахнулся Калганов и, неловко действуя раненой рукой, которая уже начала болеть, вновь прижал автомат. Калганов не хотел, чтобы матросы в эти трудные минуты увидели, что ему становится все труднее удерживать оружие.

Теперь из пятерых ранены были четверо. Только Веретеника каким-то чудом пока не задело.

От одной лестничной площадки к другой, поднимаясь все выше, с боем отступали разведчики.

Но вот и отступать некуда: сверху брызнули огнем несколько автоматов. Видимо, немцы и на верхний этаж пробрались по наружной пожарной лестнице.

— Получайте, фрицы! — крикнул Веретеник и, изловчившись, кинул вверх, в дверь, выходившую на лестничную площадку, единственную оставшуюся у него гранату — противотанковую.

Грохот потряс лестницу, всю ее на несколько мгновений окутал горький черный дым. Не дожидаясь, пока дым рассеется, разведчики бросились наверх, туда, где только что разорвалась граната Веретеника. В дверях, ведущих с площадки четвертого этажа в коридор, и дальше по коридору валялись разметанные взрывной волной трупы гитлеровцев, засыпанные обвалившейся штукатуркой. Разведчики заняли здесь новую позицию.

Но сколько еще смогут продержаться они, слабеющие от рай, расстрелявшие почти все патроны, истратившие почти все гранаты? Сколько еще могут продержаться, когда на каждого из них приходится по нескольку врагов, когда враги со всех сторон вокруг дома, а в доме — и внизу, и наверху, у выхода на чердак? Отступать некуда. К своим не пробиться. Что ж, остается сражаться до последнего патрона, до последнего вздоха. Но данные разведки? Данные, добытые с таким трудом и риском, неужели их так и не удастся доставить командованию?

При мысли об этом Калганов, на миг сняв здоровую руку с автомата, тронул у себя за пазухой плотно сложенные листы двух карт. Но тотчас же вновь охватил пальцами приклад: надо стрелять. А патронов осталось совсем мало, лишь на несколько минут боя. Что же будет, когда опустеет последний магазин? Есть еще в запасе пистолет с двумя обоймами. Последний патрон в последней обойме сберечь для себя…


Полыхнувшую в сером сумеречном небе белую ракету увидели не только наши артиллерийские наблюдатели. Ее увидели и те разведчики, которые с нетерпением и тревогой ожидали возвращения товарищей; увидели Чхеидзе и Глоба, уже несколько часов дежурившие у окна на втором этаже дома, в котором занимала позиции наша пехота, и знавшие, где примерно должны переходить передний край при возвращении Калганов и остальные. Чхеидзе и Глоба знали: пять их товарищей будут стараться перейти на свою сторону без малейшего шума, незаметно для врага. И когда они увидели, что недалеко от того места, где намечен переход, над угловым домом на вражеской стороне взлетела ракета, и услышали, как там наперебой застучали автоматы, они догадались, что их товарищи вынуждены принять бой.

Едва прозвучали первые выстрелы возле углового дома, как Глоба и Чхеидзе стремглав сбежали вниз по полуразбитой лестнице.

— Где ваш командир? — спросили они у солдат.

— Вон там, у окошка, — комбат! — показали те и спросили: — А зачем он вам, морячки?

— Разве не слышите — стрельба у немцев, — ответили матросы. — Наших там защучили. Выручать надо!

— Морячкам всегда поможем, — с готовностью сказали солдаты. — Лишь бы начальство приказало.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии