Избранное в двух томах. Том второй

Он тяжело вздыхает, и нам становится ясно, что религиозные вопросы имеют для этой семьи не только академическое значение. Недаром после этого разговора в комнате воцаряется та самая тишина, о которой говорят: «Тихий ангел пролетел».

Наши хозяева как бы забыли о гостях, углубившись в свои мысли. И это их молчание еще больше сближает нас, показывает, что мы не официальные визитеры, а добрые друзья, с которыми и помолчать есть о чем.

Симпатия к Саджаду и Разии родилась во мне еще в Алма-Ате, где я увидел их впервые. А сейчас, после индийских встреч, они кажутся мне почти родными, я воспринимаю их как ага и женге (старший брат и его жена), которые охраняли мое детство и продолжают быть добрыми моими спутниками на жизненных дорогах.

Порой мы с милыми хозяевами этого дома забываем, что говорим на разных языках (в буквальном, а отнюдь не в переносном смысле слова), и обращаемся друг к другу непосредственно, минуя переводчика, Ужасное все-таки свинство — эти языковые барьеры!

Утром нам предстоит пуститься в обратный путь. И мы не спешим прощаться с этим гостеприимным индийским шанраком. Все кажется, что какие-то главные слова еще не сказаны, что я еще не нагляделся на спокойное лицо Саджада-ага с кроткими доброжелательными глазами, на красивую Разию-апай, распространяющую вокруг себя особую атмосферу уюта, тепла, крепко налаженного домашнего очага.

* * *

Месяц в Индии. Это и много и мало. Мало — потому что и культура этой огромной страны, и люди, и ее природа — все это может составить предмет глубокого изучения на долгие, долгие годы. Много — потому что за этот месяц, насыщенный мыслями, чувствами, впечатлениями, я обрел мою собственную Индию.

Давно ли эта страна была для меня только чисто географическим понятием, только определенным местом на карте. А сейчас Индия вошла в мою внутреннюю жизнь, стала источником многих моих радостей и болей. Отсвет Индии лег на мою душу, обогатив ее. Ведь мои знания о солнце были совсем не полны до того, как я почувствовал его неистовую силу в городах и селах Индии. А мои сведения о растениях были, оказывается, так скудны, пока я не увидел диковинные деревья Индии, гирлянды ее цветов...

Индия щедро одарила меня своим несравненным искусством, в котором зоркость художника слита с глубокомыслием философа. Тадж-Махал и Акбар. Храмы Махабалипурама и Элефанта.

Она раскрыла передо мной яркие неповторимые лица своих городов, точно вышедших из сказки. Бенарес, Бомбей, Калькутта... Все эти имена облеклись теперь для меня живой плотью и кровью.

И своим страданием тоже щедро поделилась со мной Индия. То, что раньше воспринималось только как проблемы демографии, экономики, социологии, стало живой болью. А она для пишущего важнее любых научных исследований.

Люди Индии... Умный и невозмутимый, восседающий, как Будда, Ананда Шанкар Рай. Вспыльчивый, как порох, но полный заразительного веселья и добродушия Тарашанкар Бандопадхайя. Тихий, погруженный в свой внутренний мир Кришан Чандр. Леди Рану Мукерджи, деятельная, самоотверженная, почти по-детски непосредственная. И еще десятки других писателей и ученых, рыбаков и металлургов, студентов и политических деятелей. При всех индивидуальных различиях в этих людях есть нечто общее — индийское, выработанное этой удивительной страной, которую, узнав, нельзя не полюбить.

Когда я отправился в это путешествие, Индия лежала передо мной, как закрытая книга. Сейчас она открылась для меня. Я еще далеко не все прочел в этой замечательной книге, но, кажется, научился ее понимать.

1970

БЫЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ

Рассказы, статьи, очерки, эссе

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

С Мангасом, к которому я сегодня приехал в гости, мы не виделись больше десяти лет. Надо сказать, что при встрече старых фронтовых друзей кроме радости возникает и неловкость. Разумеется, мы не забыли друг друга, встреча была шумной, восторженной, но все-таки жизнь есть жизнь — люди меняются. У каждого появилась уже иная, мирная профессия, круг своих интересов и другая среда. Какими бы раньше ни были мы друзьями, годы все-таки отдаляют нас, охлаждают прежнюю привязанность.

После обычных приветственных восклицаний, возгласов удивления: «Ого, каким ты стал!», «А ты каким!», чуть успокоившись, мы вспомнили, в какие нелегкие переплеты попадали вместе на передовой. А дальше... А дальше наступала одна неловкая пауза, потом другая, гмыкание, покашливание и бессмысленное: «Да-а, значит, так и работаешь?..». «Да-а, значит, так и живешь?». И Мангас, и я чувствовали легкую отчужденность, скованность, и оба как будто хотели поскорей понять: а каким ты стал за эти годы?

Мало-помалу мы разговорились. Жена Мангаса тем временем готовила обед. Встреча могла остаться в памяти обычной, одной из многих встреч со старыми друзьями, доброй, но невыразительной, потому что наиболее острое и яркое в нашей дружбе было позади. Но в тот вечер мне пришлось услышать историю, которая настолько глубоко вошла в мое сознание, что и сейчас, через восемь лет, я не могу без душевной боли вспомнить ее...