Читаем Избранное в двух томах. Том второй полностью

Избранное в двух томах. Том второй

И, что удивительно, говорит об этом не один раз, а словно в упрек нам, питавшимся в столовой и ничего не приносившим домой, повторяет одно и то же по четыре раза в день. Старик этот напомнил мне учившегося год назад курсанта Филиппова. Такой же скуластый, остроносый и краснолицый. Правда, обличием они мало походили друг на друга. Но одинаково жадно блестели их глаза. Паек курсантов в тылу был не очень большой. Особенно трудно удовлетворить аппетит солдата, с утра до вечера проходившего учебные занятия в поле, на чистом воздухе. И Филиппов на каждом перекуре говорил о еде. Раньше он побывал на фронте, Блестя глазами, глотая слюни, рассказывал, как в одном бою захватил много немецких галет, и как долго ел их досыта. Будто бедняга не пробовал на своем веку ничего, кроме этих галет, на каждом перерыве только и говорил о них. Теперь, вернувшись на фронт офицером, наконец, наверное, насытился или все еще тоскует по давно съеденным галетам...

Уж кого ничем не проймешь, так это нашу молодую хозяйку. Живя с ней в одном доме, я никогда не видел, что она ела. Тем не менее — кругленькая, полненькая. К тому же беленькая, как очищенное яйцо. Вроде ничем не обеспокоена, ни о чем не грустит. Когда ни увидишь, улыбается ласково. Видимо, во мне от рождения мало порядочности: в мою голову опять закралась греховная мысль. Конечно, живя в одном доме с хорошенькой молодицей... Дом-то — одна комната. И в этой комнате спим четверо: старик, хозяйка моя, сосед и я. Старик раньше ложился спать на печи, но дня через два после моего приезда (везет же мне!) стал уходить на ночную охрану. И все же я не решался слова сказать, робел, потому что она старше меня. Ей двадцать шесть лет. К тому же мой мрачный сожитель, кажется, заметил мои вожделенные взгляды на хозяйку и запугал меня множеством рассказов.

Однажды, когда я вошел с улицы, она беседовала с другой женщиной. Видимо, подруга или соседка. Та женщина, ничуть не смущаясь моего присутствия, продолжала говорить на всякие щекотливые темы: «У меня в доме живет офицер, грузин. Такая у него красивая фигура. А усы такие пышные... И настоящий кавалер», — захлебываясь расхваливала она.

О-о, пропади все пропадом! Даже после этого я ничего не сумел. Видно, такой уж я нерешительный. Дней через пять к нам поселили еще одного офицера, стройного смуглого парня моего возраста. Мы с ним сразу же подружились. С утра до вечера ведем разговоры. Разумеется, говорим о девушках. Замечаю, друг куда проворней меня. За свою коротенькую жизнь он успел познакомиться не с одной девушкой. И всегда не с какими-нибудь, а с хорошенькими. Может, потому, что симпатичный, ни одну из девушек он просто так не отпускал. И в этот раз, возвращаясь из госпиталя, оказывается, познакомился в Москве с несказанно красивой девушкой, дочерью какого-то большого профессора. Она без тени смущения повела его к себе домой и, сказав: «Это мой друг Алеша», познакомила со своими родителями. Огромная квартира. И девушка заставила Алешу погостить у себя целых три дня.

Я слушал Алешу, затаив дыхание. Думал: чего еще хотеть человеку? Но я тоже должен рассказать что-нибудь подходящее. А рассказывать-то не о чем. Девушки, которые встречались мне, даже не красавицы, как у Алеши. Скажу правду — унижу себя. Для джигита это дело чести. И потому я тоже начинаю «вспоминать».

Начало моих рассказов несколько походит на правду, а дальше уже подключается фантазия. Вспоминаю о том, как познакомился с Людой, ко не говорю, что она черненькая, и украшаю, как могу. Оканчивается мой рассказ совсем иначе, чем было на самом деле. Получается, что я добился, чего хотел. В моих рассказах и Валя выигрывает. Из ширококостной она превращается в хрупкую и стройную, из смуглянки — в беленькую с розовыми щечками — кровь с молоком. И ее, выходит, я тоже перехватил, как сокол.

Подмечаю, и Алеша слушает меня, как я его. Даже глаза слезятся от удовольствия. Судя по всему, и этот плут разбавлял свои рассказы кое-какими выдумками, но я молчу, чувствую: если выведу его на чистую воду, то и сам раскроюсь.

В резерве стояли что-то около десяти дней. Потом нас вызвали в штаб и дали направление.

На мой вопрос, попаду ли я в свой батальон, — никто не смог ответить точно.

— Это решит политотдел дивизии.

— А в каком полку дивизии есть свободное место? — не отставал я.

— Сейчас нигде нет свободных мест. Будут завтра.

— Как это завтра?

— Завтра дивизия пойдет в наступление. Ты должен успеть добраться.

Ясно. Завтра дивизия пойдет в наступление. Комсорги батальонов должны личным примером поднимать бойцов в атаку, идти впереди. Я должен успеть добраться.

1968