Избранное в двух томах. Том второй

Почему же так и не был построен второй, черный, Тадж-Махал? А потому, что и здесь, под ослепительным мирным небом, пылали роковые извечные человеческие страсти. Местным Макбетом оказался четвертый сын Шахджахана — Аурангзеб. Терзаемый демоном властолюбия, он убил трех своих старших братьев, наследников престола, а престарелого отца своего лишил власти и навеки заточил во дворце. Из двух дочерей злосчастного Шахджахана одна перешла на сторону удачливого злодея-брата. Зато другая трогательно ухаживала за узником-отцом до самой его смерти. Вот почему некогда всевластный царь оказался вынужденным после смерти тесниться на маленьком клочке земли, как придаток к величественной могиле своей обожаемой супруги. Вот почему остался одиноким несравненный Тадж-Махал из светящегося белого мрамора.

* * *

В этот день нам предстояло еще продвинуться вверх от Тадж-Махала вдоль священной реки Джамны. Там, на крутом обрывистом берегу, алели стены древней крепости. Еще издали мы залюбовались величественным видом этих стен из красного камня, вздымающихся на крутоярье. Я начал было мысленно прикидывать их протяженность, пользуясь, стародавней казахской мерой — лошадиными скачками. Но тут снова заговорил наш гид Шанкар Шарма. Этот спокойный и в общем-то немногословный молодой человек заметно воодушевляется всякий раз, когда представляется возможность поговорить о духе древнего индийского искусства, об его устремленности в бесконечное. И эта нескрываемая гордость за искусство своей страны привлекает к нему сердца. Ведь и действительно — все это несравненное великолепие есть проявление гения индийского народа, несмотря, на то, что цари-владыки, по чьему повелению возводились эти памятники, были пришельцами, тюркского происхождения, чужими здешнему народу и по языку и по вере.

Древняя крепость. Сделав круг, мы подходим вплотную к стенам из красного камня и останавливаемся в изумлении. Неужели прошло четыре столетия? Стена выглядит так, точно ее возвели вчера, Прочна, гармонична по цвету и форме, красива.

В чем же суть этого кричащего противоречия между примитивностью тогдашней жизни и этим высоким, почти непостижимым умением? Может быть, те таинственные озарения, которые вспыхивают в душе архитектора, скульптора, художника, нельзя просто механически сопоставлять с развитием науки или с социальным прогрессом?

Дворец, огражденный этим красным камнем, его залы показались нам довольно скромными сравнительно с Тадж-Махалом. Здесь нет ни ошеломляющего фасада, ни особых архитектурных украшений. Здесь все потускнело, все дышит мраком и тленом, запущенностью и забвением. Мелькнула мысль, что тогдашние властители были, видимо, больше озабочены местами своего посмертного увековечения, чем комфортом и роскошью земного своего странствия. Но эту мысль тут же опроверг наш гид, указавший нам на карниз одной стены огромного полуразрушенного зала. Здесь сверкала, как огонь в ночи, яркая свежая краска. Оказалось, что на этом небольшом клочке, не больше метра, был восстановлен прежний колорит стены. Это было сделано когда-то по распоряжению вице-короля Индии лорда Керзона.

Да, если мысленно раскрасить этой ослепительной золотистой краской все стены и потолок этого зала, то первоначальное мое предположение об аскетизме древних владык отпадает само собой. А если еще дать волю воображению и представить себе украшения, орнаменты во всех залах и лоджиях, на всех балконах и переходах, представить себе мебель из сандалового дерева, инкрустированную слоновой костью, нарисовать в своей фантазий золотую вышивку на бархате портьер и занавесы из тончайшего индийского шелка — то вам сразу станет ясно: нет, они кое-что понимали в земных усладах, эти потомки первого из великих моголов — Захиридина Бабура, около трех веков властвовавшие в Индии. Они старались не только обеспечить себе жизнь вечную — Баки, но и устроиться со всеми удобствами в этом бренном, суетном мире — Фани.

В большом красном зале Шарма обращает наше внимание на изображения лотоса, украшающие верхнюю часть полукруглой двери и карниз потолка. Это уже отход от отвлеченности мусульманского орнамента. Это элементы чистого индуизма, традиционные образы индийских украшений, которые при всей склонности к гиперболизму, к монументальности, все же реалистичны в своей основе.

Шарма повествует нам о широте вкусов и терпимости Акбара. Когда строили этот дворец, Акбар вовсе не настаивал на соблюдении всех канонов мусульманской ортодоксии и охотно допускал элементы чисто индийского искусства. Может быть, потому, что одна из жен всемогущего Акбара была индуской. Вот как раз этот зал и служил ей жилищем.