Избранное в двух томах. Том второй

Третий в этой компании оказывается итальянцем. Он присоединился к американской парочке уже здесь, в Индии, и теперь они совершают свое путешествие втроем. Итальянец тоже не обходится без опознавательного знака хиппи — буйного волосяного покрова. Но все-таки его черная борода значительно короче, а шевелюра тоже умереннее, чем у его американского спутника.

Сообщение о том, что мы советские писатели, страшно заинтересовывает эту троицу. Они охотно говорят о себе. Вот уже пять месяцев, как они в Индии. Обходят страну по образу пешего хождения. Иногда «голосуют» на дорогах и пользуются услугами попутных машин. Это называется у них методом автостопа. Ночуют где придется, чаще всего в крестьянских лачужках. Гостиницы? Нет, для этого у них не хватило бы денег, да это и не совпадает с их принципами.

Через месяц им предстоит покинуть эту страну. Потому что, как выяснилось, в Индии существует закон, устанавливающий максимальный срок пребывания в стране иностранных «дикарей», то есть неорганизованных туристов. Больше шести месяцев нельзя.

Куда же потом? В Афганистан? Но почему именно туда? А не все ли равно? Только бы не назад в Америку!

Тут-то мы и слышим от этих молодых ребят такие речи, которые заставляют поглубже размыслить над разнослойностью движения хиппи. Мы так привыкли к различным скандалезным рассказам о выходках пресыщенных буржуйских сынков, беснующихся на улицах больших западных городов, что поневоле подпали под влияние установившихся стереотипных суждений о хиппи. Вероятно, эти суждения в значительной степени справедливы. Но все же, как говорится у казахов, прежде чем шубу кроить, посмотри на заказчика.

Наши новые знакомцы как-то никак не укладываются в привычную схему хиппи. Мы слушаем их объяснения, мотивирующие необычность их жизни, и в сердце закрадывается определенное чувство симпатии.

— Мы вообще избегаем страны с индустриальным направлением. Потому и путешествуем по Азии. Европа? Это та же Америка! Та же бесцельность жизни, те же неразрешимые проблемы... Может быть, в странах Востока мы найдем спокойную жизнь, честность, справедливый труд.

Вот они посмотрят, каков Афганистан, и может быть, останутся там на постоянное жительство. Индия? Нет, здесь слишком жарко.

Переводим разговор на то, что они увидели в Индии, слышим полные искреннего сочувствия слова о бедствиях индийских нищих. В глазах золотобородого, на самом дне их, я вижу сухую грусть, вижу не личную, а общую человеческую боль.

Хорошо, пусть в эксцентрических формах путешествия этих троих проявляется юношеское легкомыслие, непродуманность поступков, даже жестокость по отношению к родителям, которые, вероятно, сейчас мучаются в беспокойстве за них... Но ведь в путь их толкнула не погоня за сверхнаслаждениями, а поиски смысла жизни, желание, пусть неумелое, противопоставить себя обществу современных цивилизованных джунглей. И так или иначе они предпочли эти трудные полуголодные скитания по чужой стране мещанской обеспеченности, самодовольству, инерции зла. Я чувствую в этой тройке нечто очаровательно детское. В утлой лодчонке своих фантазий пустились они в рискованное плаванье по коварному жизненному океану. И жизнь их кое-чему за эти пять месяцев уже научила. В их суждениях о положении индийской бедноты, ранившей их сердца, уже много здравого смысла. Правда, оба парня и девушка выглядят крайне незащищенными. Еще не раз разобьют они в кровь колени на дорогах своих исканий. Но так или иначе — это «не те» хиппи.

Другими словами, очевидно, в этом явлении много слоев, и к нему надо присмотреться, чтобы отобрать зерна от плевел...

Дружелюбно прощаемся. Забавный эпизод. Девушка-хиппи, демонстративно носящая плохую одежду, вдруг не выстаивает перед красотой браслета и колец, украшающих руки нашей Майи Ганиной. В девчушке просыпается «вечно женственное», и она с глубокой заинтересованностью расспрашивает Майю, где продаются такие очаровательные вещи. Восхищается еще больше, узнав, что вещицы куплены в Советском Туркменистане, и долго не может отвести завороженного взгляда от этих украшений.

...Снова продвигаемся вверх по священному Гангу. На окраине какого-то села, у высокого обрыва над рекой, нас ждет испытание. Нам предстоит перейти на другой берег по узенькому, раскачивающемуся подвесному мостику. Он расположен на огромной высоте. Гладь реки, зловеще поблескивающая внизу, воспринимается нами как бездонная пропасть. Не буду скрывать, что перспектива идти по этой колышущейся дорожке на такой головокружительной высоте особого энтузиазма у меня не вызвала. Говоря проще и откровеннее, — сердце захолонуло от страха. Но что делать! Не возвращаться же. Придется, как говорят казахи, завязать душу в тряпочку.