Избранные киносценарии, 1949–1950 гг.

— Пятьдесят?! Но вы забыли, товарищ министр, что у нас сентябрь на дворе?!

— А вы забыли, что есть еще октябрь, ноябрь, декабрь? — вспыхивает министр, и в глазах его зажигается непреклонная воля. — Вы забыли, что завод имени Кирова недаром у нас зовется шахтерским арсеналом! Пятьдесят комбайнов тридцать первого декабря должны быть на шахтах Донбасса!

Директор растерян:

— А испытание? — бормочет он.

— Вот это и будет вашим испытанием!

Вечер в поселке. В домах загораются огни.

Осень. Кружась в воздухе, падают желтые листья.

В вечерней тишине особенно явственно слышатся звонкие голоса откатчиц и лязг вагонеток на эстакаде.

Легкий ветер раскачивает на терриконе цепочку желтых электрических огней.

Задумавшись, идут по улице министр и секретарь обкома Кравцов. Где-то далеко-далеко раздается пронзительный мальчишеский свист.

Министр вдруг останавливается, прислушивается. Кравцов, улыбаясь, спрашивает:

— Молодость вспомнил? А можешь ты сейчас так свистнуть?

— Не знаю… Давно не приходилось.

— А ты попробуй.

— Коногону можно было, министру неудобно.

Падают, падают листья… Далекий паровозный гудок, сигнальные звонки у клети…

— Каждый раз, как побываю на шахте, — вдруг растроганно говорит министр, — так, поверишь, сразу вижу себя молодым и веселым…

— Лихой был танцор! — вспоминает Кравцов.

— А ты? Любимец всех шахтерских девушек, Алеша-баянист.

— Я и сейчас балуюсь на баяне, времени только нехватает.

Из-за угла появляется группа девушек, шагающих в обнимку по мостовой.

Крайняя справа бойко запевает частушку:

Что мне муж с молоткомИль с лопатой за плечом?А пойду я замуж скороЗа шахтера-комбайнера!

Вслед за ней весело подхватывает другая девушка:

Мой миленок теперьВсе равно, что инженер.Потому что комбайнер —Это тоже ИТР!

— Слышишь! — радостно шепчет министр. — Поют уже!

— Раз в Донбассе запели, значит, пойдет комбайн!

И они молча продолжают прогулку, каждый улыбаясь своим собственным мыслям.

— А ты не удивился цифре «пятьдесят»? — неожиданно спрашивает министр.

— Я сейчас об этом думаю.

— По-твоему, я перегнул?

Кравцов отвечает не сразу:

— Нет… Но будет трудно!

— Знаю! Но я умышленно на это пошел!

— И это понятно. Надо кончать с кустарным испытанием комбайна и смело пускать его в жизнь! Так?

— Совершенно верно! Все равно каждая новая шахта, каждый новый пласт будут новым испытанием и для комбайна, и для людей!

— А будет комбайн, появится и необходимость его быстрее освоить! Так?

— Так! Хорошо мне с тобой разговаривать!

— Мне тоже приятно, но только холодно, брат! — Кравцов поднимает воротник плаща. — Все-таки сентябрь.

Министр опять останавливается:

— Сентябрь! Закрой глаза, Алексей!

— Чего ты?

— Закрой на секунду глаза, и давай вспомним… Осень сорок первого года…

Кабинет товарища Сталина. Перед письменным столом вождя стоят Кравцов и министр.

— Вы понимаете, что вам сейчас нужно делать? — спрашивает товарищ Сталин.

Обдумывая каждое слово, Кравцов тихо, но взволнованно отвечает:

— Понимаем, товарищ Сталин! В Кузбассе и Караганде давать столько добычи, чтобы возместить потерянный донбасский уголь!

— Это очень важно! — подчеркивает Сталин и выходит из-за стола. Пройдясь по кабинету, он останавливается и спокойно продолжает: — Но уже сегодня надо заняться вопросом восстановления Донбасса!

— Но там же… немцы?! — взволнованно вырывается у изумленного министра.

Сталин не спеша набивает табаком свою трубку и, как само собой разумеющееся, объясняет:

— Да, пока немцы там, а мы здесь, следует подготовить мощные насосы, моторы и другое необходимое оборудование, чтобы с первого же дня освобождения приступить к откачке воды из затопленных шахт. Мы уже разместили ряд заказов на уральских заводах, а вам нужно будет направиться в Америку.

— Слушаю, товарищ Сталин, — четко, по-военному, отвечает министр.

Закурив трубку, Сталин иронически замечает:

— Поезжайте, но не очень обольщайтесь. Вряд ли в Америке пойдут навстречу нашим заказам. В их расчеты входит совсем другое. Они хотели бы долгие годы видеть наш Донбасс затопленным и в развалинах!.. Предложите им доллары. А надеяться будем только на свои силы. Поэтому вам, — обращается Сталин к Кравцову, — я советую полететь в Ленинград. Расскажите ленинградцам, что нам предстоит выкачать из шахт Донбасса миллионы кубических метров воды — целый подземный океан! Рабочие поймут вас и сделают все, несмотря на блокаду!

— Слушаю, товарищ Сталин! — отвечает Кравцов.

Аэродром. Серый вечер. Осенняя изморозь.

Друзья крепко пожимают друг другу руки. Не узнать министра в модном, элегантном пальто и широкополой шляпе и Кравцова в военной шинели, с наганом. В рокоте сильных моторов не слышно и прощальных слов.

Взмахнув рукой, министр подымается по трапу пассажирского самолета.

Кравцов скрывается в кабине тяжелого бомбардировщика.

Отрываясь от бетонной дорожки, взмывает на юг пассажирский самолет.

Тяжелый бомбардировщик в сопровождении двух истребителей берет курс на север.