Избранные письма. Том 1

Необходимо в первой половине августа вырешить весь репертуар и в течение августа выработать состав миниатюр. А затем терпеливо работать.

Из предлагаемых Вами пьес я принимаю все. И Бьёрнсона, и «Призраки», и «Отца», и «Месяц в деревне»[893]. Мне все равно, какие из них. Мне хочется только, чтоб у всех были роли. До сих пор я совсем не вижу Савицкой, Вишневского, Москвина и Вас[894].

Я свою пьесу не только не окончил, а даже и не набросал. Зреет вещь хорошая. И не хочется мять ее.

В Ваших миниатюрах слишком много Чехова[895].

И относительно «Чайки»: или «Иванов», или «Чайка». То и другое, да еще с другими пьесами Чехова — однотонно.

Я удерживаю себя от всякой работы, чтоб сохранить силы и свежесть впечатлительности.

Не набрасывайтесь на работу (со 2 августа). Ведите репетиции спокойно, бодро, не спеша. В три часа в день можно сделать много. Дайте в первые репетиции актерам пожить самим, не отказывайте им сразу в том, чего им хочется. Я буду доволен, если 8 – 9 августа услышу чуть-чуть наладившихся одних «Слепцов».

Не падайте духом и берите от театра то, что он может дать радостного. Пусть Савва Тимофеевич[896] говорит, что мы «не любим дела».

Я очень надеюсь удержать общий тон, уверенный и деятельный. В этом, в сущности, теперь вся моя забота. Пусть все лица улыбаются! Если актеры довольны и принимаются за работу весело — все пойдет хорошо.

Я буду в Москве 6-го. Первые дни уйдут на ориентировку, подготовку «кампании». Числа с 12 – 14-го вступлю в качестве режиссера (без вопросов о первенстве)[897].

Читал в «Новостях дня», в записках Гарина, что у Стаховичей умерла сестра, — которая?[898]

До скорого свидания.

Ваш В. Немирович-Данченко

{381} 179. А. М. Горькому[899]

Конец июля – начало августа 1904 г.

Многоуважаемый Алексей Максимович. Приближается 15 августа. К этому сроку в наше последнее свидание Вы предполагали известить меня, в каком положении находится Ваша новая пьеса.

За это лето, в деревне, сосредоточенно и уединенно перебирая все происшедшее в последние месяцы сезона, я не раз порывался писать Вам… Больших усилий стоило мне наконец удержать в столе письмо к Вам, написанное искренно обо всем, как я думаю… Оно могло показаться Вам чересчур уж сентиментальным…

В конце концов, однако, Вы пишете пьесы, а Художественный театр имеет право рассчитывать на постановку их. Что он заслужил это право своей работой — это я готов защищать где угодно и когда угодно. Что это право основано и на горячем и часто даже восторженном отношении к Вам и к Вашим трудам — в этом Вы не можете сомневаться ни в коем случае.

Значит, я могу спрашивать Вас о Вашей пьесе, просто даже в качестве представителя театра.

Но я пользуюсь случаем прибавить, что, если я Вам понадоблюсь в ближайшее время с той стороны, которая, как Вы сами однажды выразились, связывает нас профессионально, — понадоблюсь своим опытом и искренностью (Вы не раз имели случай убедиться в ней), — то я по-прежнему отложу всякое свое дело для беседы с Вами.

Я хочу тысячу раз подчеркнуть Вам, что мое отношение к Вам — и как к писателю и как к человеку — совершенно неизменно.

Да, я думаю, и у всех в театре.

Ваш Вл. Немирович-Данченко

В Москве я буду с 6 августа.

{382} 180. А. М. Горькому[900]

Август (после 11-го) 1904 г.

Алексей Максимович!

Придет время, и Вы убедитесь, что оскорбили меня, без всякого с моей стороны повода, и пожалеете об этом. Или же я приду к убеждению, что Вы не стоили того, чтоб я так мучительно принял Ваше письмо[901]. В настоящую же минуту я бессилен отстранить Вашу обиду. Вызывать Вас на объяснение, — Вы не пойдете, да теперь уж и очевидно, что оно ни к чему не привело бы, а ударить Вас словами так, как Вы меня ударили, — я не умею.

Вл. Немирович-Данченко

181. К. С. Станиславскому[902]

10 сентября 1904 г. Москва

Пятница, 10 сент.

Дорогой Константин Сергеевич!

Получил Ваше письмо[903] Насчет билетов устрою.

Не конфузьтесь своего отдыха. Набирайтесь сил и укрепляйте нервы. Только выучите графа, и если бы Марья Петровна немного занялась Бабакиной[904].