Нам надо взять лишь столько, сколько необходимо, чтоб прокормиться самим и чтобы не рухнуло наше чистое дело. И брать с тех, кому мы нужны. И есть моменты, когда можно брать и когда нельзя. В готовности к этим моментам и заключается все разрешение вопроса. Если мы хотим прокормиться на счет тех, кому мы нужны, то мы должны знать,
… Мы должны открыть театр, как только у нас готова одна пьеса, — на этот раз «Горе от ума». И чем скорее, тем лучше. Хоть 15 августа. Но 15 августа «Горе от ума» не может быть готово, а открывать театр нам нужно непременно прекрасно. Иначе мы никому не будем нужны. Идеал открытия был бы «Бранд», потому что это самая революционная пьеса, какие я только знаю, — революционная в лучшем и самом глубоком смысле слова. Но это невозможно. Откроем «Горем от ума». Нельзя 15 августа — откроем 8 сентября. К этому сроку можно приготовить и «Горе от ума» и очень много наработать с «Драмой жизни». Нужно, чтоб для Вашего облегчения я занимался «Драмой жизни»? — я должен заниматься. Можно без меня? — еще лучше: я буду подталкивать «Бранда». Если сентябрь неблагополучен для театра, — мы ничего не теряем, продолжаем готовить «Драму жизни» и к благополучному октябрю явимся с двумя пьесами. Зато если именно сентябрь окажется прекрасным театральным месяцем, а в октябре поднимутся революционные забастовки, то мы успеем в течение сентября сыграть 16 – 18 спектаклей и взять плохо-плохо 20 тыс. р., которые нас поддержат для работы в плохом октябре. Открыв сезон «Горем от ума» 8 сентября, мы будем играть пять, даже четыре раза в неделю почти только эту новинку. Изредка дадим «Детей солнца», «Царя Федора». Поставили одну пьесу — играем ее, когда можно и стоит играть, и готовим другую. Потом дадим эту другую. В случае надобности остановимся на неделю, на две — раз обстоятельства (сборы) позволят. Потом дадим другую и будем заканчивать третью. Не только нет каждодневных спектаклей, но нет даже определенных промежутков, {436}
когда театр функционирует. И цены местам будут меняться — возвышенные, пока можно…Вот почему я Вам послал телеграмму. Народ для 3-го действия[1017] может быть набран только к 8 – 10 августа. А первые два легко было бы приготовить в самом начале августа. Но для этого надо Вам и Марье Петровне знать текст. Хотел писать Марье Петровне отдельно, но Вы передайте ей: «Милая Марья Петровна! Умоляю. Час в день! Много — 17 г.
В Ганге скучно[1018], отвлекитесь для Лизы».
Послал я еще мольбу Симову: экономия! экономия! экономия![1019]
До свидания. Обнимаю Вас, целую ручки Марье Петровне.
Карандашом я пишу не потому, что у нас забастовка на чернила. А просто привык во время купюр «Бранда». Кстати, это стоило большущего труда. В результате из 218 страниц вымарано 78, а в роли Бранда из 2 100 стихов вымарано 900.
Ваш
«Дайте слово
Извольте.
Могу Вас уверить, что это вовсе не так трудно для меня.
Я уверен, что Вы не вполне понимаете психологию тех толчков, которые влекли меня к карточному столу. Тут не один отыгрыш. Он стал на первое место только в последнее время. Бывают причины поглубже, когда человек не удовлетворяется тем, что у него есть, и ищет эксцессов, заглушающих недовольство.
Так или иначе, я верю в Ваше искреннее… сочувствие, сожаление… и играть бросаю. Я вижу, что не Вы один, а все подавлены этим.
Л. М. Леонидову[1022]
Поверьте мне: не распускайтесь.
Еще немного — Вы бросите курить, барабанить пальцами, будете отвечать на реплику с поспешностью, как на пожар, — и вызывать во мне такое чувство, при котором люди стреляют, бьют…
Роль идет мягко, красиво, приятно… Что же за беспробудная внутренняя лень, мешающая довести ее до виртуозности?
И досадно, и обидно.
«К украшенью».