Избранные письма. Том 2

17 ноября 1933 г. Москва

Телеграмма

Дорогой Мстислав Валерианович!

Ваше приветствие получил[924]. Очень благодарю за себя, за Константина Сергеевича и всех Ваших старых друзей.

Жалеем, что Вы не работаете по-прежнему с нами. И для Вас бы работа огромного интереса, и мы нуждаемся в таком замечательном художнике.

Ваш

Вл. Немирович-Данченко

{407} 487. Л. М. Леонидову[925]

Ноябрь 1933 г. Москва

Дорогой Леонид Миронович!

Так как Вы отдыхаете, то, вероятно, телефон мешает Вам. Поэтому пишу. Ваши найдут время дать Вам эту записку.

Я о Булычове. Теперь уже все трое более или менее заняты этой ролью[926]. И Москвин. И, по-видимому, всех устраивает, что каждый не один. А театру удобно сие потому, что можно будет играть часто, не рискуя остаться без главного исполнителя. Очень хочет играть еще Добронравов. Но это уже лишнее.

Однако с Качаловым я еще так и не встретился, он все это время болен. Москвин готовит роль, уже мы беседовали. Но верит в Вас. Я тоже думаю, что за это время все задания (основные) настолько улеглись в Ваших восприятиях роли, что разгладили «складки на переносице», что Вы жизнерадостнее смотрите на пьесу, на ее тон[927].

Буду теперь ждать от Вас весточки.

У Сахновского есть еще работы на неделю!

Жму Вашу руку.

Вл. Немирович-Данченко

488. А. П. Зуевой[928]

23 декабря 1933 г. Москва

23.XII.1933

Дорогая Анастасия Платоновна!

Прошу Вас очень внимательно пересмотреть роль Домны Пантелеевны в соответствии с последними спектаклями[929]. Нечаянно смотрел третье действие, до сцены писем, и был потрясен, до чего роль Домны Пантелеевны снизилась, до чего Вы покатились по направлению грубых требований смеха публики, до чего все то, что я говорил о смехе, крепко забыто. Нет почти ни одного слова, на котором Вы не искали бы смеха публики. Поэтому происходят очень тяжелые затяжки темпа, {408} подчеркивания, — и Вы сами не замечаете, как из старухи, задавленной заботой, что было самым важным в моей с Вами работе, как эта старуха стала приближаться к мелкой, ничтожной, дурно смешной своднице.

В одном из ближайших спектаклей буду смотреть опять. Очень рекомендую Вам взять себя в руки. Что может быть хуже дурного вкуса на нашей сцене?

Я сгоряча говорю, может быть, чересчур резко, не обижайтесь на это: лучше вовремя остановиться от поворота на такую плохую дорожку.

Вл. Немирович-Данченко

489. Труппе МХАТ[930]

31 декабря 1933 г. Москва

31 декабря 1933

Москва

Дорогие друзья!

В 12 часов ночи буду пить с такими пожеланиями на 34‑й год:

чтобы все начатые постановки поддержали бодрое, творческое настроение наших работников и стали гордостью театра;

чтобы в 34‑м году пришли такие пьесы, которые дали бы чудесную работу всем нашим силам;

чтобы страна наша, по взятому нашим вождем курсу, богатела новыми достижениями;

чтобы не нарушался необходимый нам мир;

чтобы условия вашей жизни продолжали улучшаться и чтобы все мы были здоровы!

Вл. Немирович-Данченко

490. А. М. Горькому[931]

Февраль (после 6) 1934 г. Ленинград

Дорогой Алексей Максимович!

Пишу Вам из Ленинграда, куда приехал, чтобы немного передохнуть от работы. Надеюсь, Вы получили нашу телеграмму[932]. {409} Я верю, что Вам спектакль понравится. Знаете, без всякого преувеличения, я не помню, чтобы у нас когда-нибудь текст доходил до публики с такой точностью, даже в интонациях. Может быть, в этом отношении мы даже были слишком добросовестны. В пьесе есть 2 – 3 маленьких куска, которые, кажется, следовало бы сократить, так как они что-то задерживают. Может быть, Вы меня даже упрекнете за то, что я этого не сделал, но это совсем мелочь. В общем спектакль получился — не боюсь сказать — замечательный по актерскому мастерству. Надежда Алексеевна[933], вероятно, Вам рассказала подробно. У меня на первом месте стоят Павлин, Глафира, Мелания, Шурка, Варвара и во многих частях роли сам Егор. Очень хороши маленькие роли — Тятин, Достигаев, Пропотей, Таисья, Лаптев, Трубач, Антонина. Если бы Леонидову роль удалась до конца, спектакль был бы исключительным. Но мои опасения все-таки оправдались. Вы знаете Леонидова. Сцены большого потрясения, часто удивительная простота, когда искусство совершенно исчезает, до того актерская индивидуальность сливается с ролью, а в то же время образ неуловим. Рисунок то и дело возбуждает сомнения. Некоторые куски роли пропадают, как будто бы даже тяготят его. Конечно, он все-таки имеет очень большой успех и производит сильное впечатление. И все-таки, по-моему, Вы будете довольны.