Избранные письма. Том 2

4. Слыхал, что Вы затеваете поездку в Америку с Чеховым и с Рощиной-Инсаровой. Чудеснейшая актриса. Какова-то она теперь? Лучшая Анна в «Цене жизни»[966]. Т. к. я авторские в Америке все равно не получаю, то материально не заинтересован. Но был бы доволен. 4‑й акт надо оставить по-старому. То, что я сделал в Италии — хуже[967].

5. Кстати о Чехове. Прошел слух, что он возвращается в Москву — к Мейерхольду!! Скажите ему, что двери Художественного театра ему раскрыты.

{420} А надо бы нам с Вами встретиться непременно! Обо всем поговорить. И о поездках за границу.

6. О Семеновой. Пока ее не выпускают. По некоторым соображениям, о которых удобнее на словах, — выпустят скоро. Но она имеет приглашение из Grand Opйra Парижа[968]. Во всяком случае, она будет от меня хорошо Вас знать.

Еще о визах. Имейте в виду, что у меня (и у Катер. Ник.) в паспортах есть визы в Германию на месяц, но использованы только одним переездом — несколькими часами 22 июня.

Обнимаю Вас.

Екат. Ник. шлет Вам и Юл. Кар. самый нежный привет. Я тоже.

Вл. Немирович-Данченко

498. К. С. Станиславскому[969]

26 августа 1934 г. Ялта

26‑го августа

Ялта

Дорогой Константин Сергеевич!

Так как я еще долго буду отсутствовать, то директорство пока что автоматически становится Вашим единоличным[970]. М. б. Вы будете через секретариат сноситься со мною по важнейшим вопросам?

Сейчас пишу Вам, подумав несколько о том, что Вы мне говорили по телефону.

1. «Три сестры». Решайте как хотите, т. к. есть много «за» и немало «против».

К 75‑летию Чехова совершенно обязательно что-нибудь сделать[971]. Мы об этом много думали и диспутировали. Лучше всего, разумеется, «Чайка», как самая тонкая, самая грациозная, самая молодо-искренне-лирическая. Дальнейшее, то есть «Три сестры» и «Вишневый сад», уже больше произведения мастерства, чем непосредственной лирики. Не поставить нам «Чайку» — какой-то грех. То есть грех отдать ее другим театрам на новое сценическое искусство — раздирания на клочья, не испробовав самим применить к ней все то совершенное, чего мы достигли в искусстве за 36 лет, — применить к ней самые вершины и глубины наших достижений.

{421} Так думал я, когда говорил о «Чайке». Но, разумеется, с распределением ролей без всяких компромиссов. Аркадина — Попова, Нина — Степанова, Треплев — Кудрявцев, Тригорин — Хмелев, Дорн — Качалов, Сорин — Леонидов, Шамраев — Москвин, Шамраева — Лилина (Книппер), Маша — Тихомирова.

Если мы не поставим «Чайку» в этом году, то это значит, что мы ставим на ней крест. После того как ее сыграют в другом театре, мы к ней не вернемся.

Кому ставить, Вам или мне, — как хотите. Я готов взять на себя. Но Вы ли, я ли, — надо совершенно независимо. Так как эта вещь, более чем какая-нибудь, требует единого духа, единой мысли, единой воли. В «Трех сестрах», даже в «Вишневом саде», можно спорить, можно давать сталкиваться двум направлениям, в «Чайке» же это может оказаться вредным.

Почему мы можем предпочесть «Чайке» какую-нибудь другую пьесу, объяснить можно только или опасениями перед художественными трудностями, или «семейными обстоятельствами» — из тех, которые так много раз в истории нашего театра притаптывали лучшие замыслы и искривляли правильные решения художественных задач[972].

2. «Дядя Ваня». К сожалению, никак не расходится. Никого нет налицо.

3. Вам нравится, как расходятся «Три сестры». Я этого не находил, но возражать, конечно, не стану. Смущало меня, что ни один образ не может приблизиться к совершенству прежних созданий. Однако — кто из сегодняшней публики видал их?.. Во всяком случае, талантливых актеров для пьесы у нас найдется достаточно.

4. Может быть, «Иванов»? Хмелев? Он, кстати, просит разрешить ему играть Иванова в его студии. Я бы не побоялся Качалова, то есть не побоялся бы того, что он уже староват. Но ведь Василий Иванович так ненадежен! А может быть, эта его ненадежность в данном случае безопасна? Так {422} как роль у него игранная, и можно бы все внимание устремить на остальных исполнителей. Роли разойдутся очень хорошо. Лебедев — Тарханов; Боркин — Добронравов, Топорков, Баталов; Львов — Прудкин, Хмелев, Кудрявцев; Сарра — Тарасова, Попова; Шабельский — если не Качалов, то Станицын. И т. д.

Для наших достижений в чеховском репертуаре «Иванов» не типичен. Чеховский театр у нас и тоньше, и ароматичнее. Но спектакль все-таки может выйти звонкий. А Чехов следующих пьес ярок и в первом действии «Иванова».

У меня лично такие чувства.

«Чайку» я могу воспринимать совсем заново. Приблизиться так, как будто я никогда не участвовал в ее постановке. В «Вишневом саде» и в «Дяде Ване» могу ко многим частям подходить с ощущениями свежести и той новизны, которой надо еще добиваться. А в «Трех сестрах» и в «Иванове», кажется мне, могу только вспоминать то, что уже сделано. Вероятно, потому, что в этих пьесах наш театр доходил до совершенства, какового не превзойти.