Избранные письма. Том 2

Поди-ка, отдавайся живой, охватившей тебя страсти! Попробуй-ка не надеть маски!..

Вот первый акт. А потом — что из этого вышло.

С этого надо начинать. Этим надо заражать актеров. Я бы предложил и репетировать по двум направлениям: 1) Анна, Вронский и Каренин вообще и 2) у Бетси.

Частности. Надо, чтоб все-таки Ливанов читал роман и был по возможности в курсе Вронского[1012]. Так же Кедров — Каренин.

Бетси — решительно Хованская. Соколову не стоит держать на этой роли, она отнимет ее от ее других работ. Да и не очень надо ей играть такие роли, ее дорога другая. А Хованская создана для Бетси[1013].

Если бы стало невозможно отказаться от первого акта, то к нему можно прийти потом, когда эта невозможность ясно определится. Впрочем, до моего возвращения Вы еще будете только беседовать с тройкой…

Очень интересует меня, конечно, что делает Дмитриев. Иногда мне кажется, что все идет на драпировках — то богатейших парчовых, то синих бархатных, то красных штофных — на драпировках, передвигающихся по ходам в разных направлениях на потолке и замыкающих великолепную, подлинную мебель, — то Людовик XV, то красного дерева, то мягкую, — и бронза, вазы, хрусталь… А потом вдруг что-то от природы. Просто прекрасное панно…

Крепко жму Вашу руку.

Вы еще напишете мне сюда, не правда ли?

Вл. Немирович-Данченко

{439} 510. В. Г. Сахновскому[1014]

30 августа 1935 г. Берлин

Берлин 30/VIII

Дорогой Василий Григорьевич!

Очень рад, что мои мысли пришлись Вам по душе. Это — гарантия дружной работы. Я еще более укрепляюсь в своем плане. Такой спектакль может быть действительно самостоятельным произведеннием театра, а не убогим сценическим воспроизведением романа.

Кстати, я совсем не боялся бы переноса сцен с одного места и времени на другие…

Если Соколовой хочется играть Бетси, то не может быть никаких колебаний. Мы от этого, разумеется, выиграем.

Относительно Ливанова и Кедрова действуйте, как находите удобнее.

Есть куски в романе — авторские — о переживаниях Анны, Вронского и Каренина (и — как ни странно покажется — Стивы и Бетси), которые я попрошу выучить наизусть исполнителей, чтобы сделать опыт, о котором говорил[1015].

Жму Вашу руку.

Вл. Немирович-Данченко

511. Б. З. Шумяцкому[1016]

Июль – август 1935 г. Берлин

Берлин

Дорогой Борис Захарович!

Очень благодарю Вас за письмо. Разумеется, я прочел и перечитывал его с большим интересом. Я хорошо знаком с тем, как работают в Голливуде. Первую «Анну Каренину» с Гретой же Гарбо снимали при мне, убеждали даже меня принять участие, но, познакомившись со сценарием и побеседовав с Тальбергом (Metro Goldwyn), я уклонился. Судя по Вашему отзыву, эта вторая «Анна Каренина» много лучше[1017].

Ни с кем в Москве о предстоящей нашей работе я еще не беседовал. Даже с Н. Д. Волковым — по сценарию. Но сам я к своим обязанностям руководителя подготовлен, кажется, достаточно[1018].

{440} Вы, конечно, знаете, что под моим же руководством приступают к постановке «Анны Карениной» и в Художественном театре. Думали, что работа пойдет почти одновременно и в театре и у вас. Но это совершенно невозможно. И даже было бы вредно для обеих сторон. Театр и кино до такой степени различны и по их ближайшим рабочим задачам, и по художественным приемам, и по физическому самочувствию исполнителей, что немыслимо было бы то и дело менять атмосферу.

И, однако, в самой глубинной сущности, поскольку то и другое опирается на искусство актера, театр может оказывать кино услугу колоссальную. То есть не театр, а работа, которую я проведу там с актерами. Искания образов. «Нахождение себя» актерами в образах Толстого. Достижения высшей простоты, освобожденной от малейшего наигрыша и в то же время насыщенной социальным, психологическим и бытовым содержанием. Причем в процессе этих исканий мы все время будем перекидываться и в сторону кинематографических возможностей.

Это будет, наконец, первый опыт, о котором я мечтаю, с предложением которого я был у Вашего предшественника лет семь назад.

И Вы правы, что в создании образов — наша главная задача. Я не скажу, чтоб в социальном их содержании Толстой нам очень помогал. Он все время рвется к наиболее глубоким, философским обобщениям — семья, красота физическая, красота духовная, страсть с ее бурными разрушениями, дело мужчины и дело женщины и т. д. Кроме того, сам не может освободиться от бытовых привязанностей старой семьи. Если можно так выразиться — его социальные разрешения не крепко привинчены.

С другой стороны, те картины и образы, где его разоблачения лживости и лицемерия ярки и определенны, — они не так занимательны, чтобы могли быть динамическою опорою на театре и тем более в кино.

Тут именно мне предстоит быть особенно «мудрым». В Вашем письме имеются абзацы очень правильной установки вопроса.

{441} В конце концов опять и опять все сводится прежде всего к работе с актерами.