Избранные письма. Том 2

Но попробуйте перенести этот пленительный спектакль на сцену Художественного театра. Успех «Зеленого кольца» очень большой. Такой же, как «Сверчка» в Первой студии. «Сверчок» сыгран уже около 175 раз и может быть сыгран еще [не] раз. Неполных сборов не бывает никогда, ни на одной пьесе. «Зеленое кольцо» сыграли уже, должно быть, раз 25, а ведь еще не было ни одного анонса, ни одной афиши. Если бы перенести в Художественный театр и объявить продажу билетов сразу, скажем, на 10 – 15 спектаклей, то в несколько дней все билеты были бы проданы. Но впечатление едва ли было бы тенью того, какое получается сейчас в «студии». И это не мое мнение только, а и Станиславского. Первая студия работает уже 5‑й год, и вряд ли среди ее руководителей остался {205} кто-нибудь, кто еще верил бы в возможность перенести любой из их спектаклей с одинаковым успехом из студии в театр

Почему же это?

Вот тут-то и начинается сложность загадок и разгадок. Тут и гипноз интимной обстановки — и не только то, что это маленький театр, а именно — что это частная небольшая квартира. И что исполнители могут не форсировать ни голосов, ни переживаний, а, стало быть, сохранять в полнейшей чистоте искренность и индивидуальности. И что им на подмостках надо делать не более 5 – 6 шагов, как привычно в комнате, и потому можно не рисковать обнаружить угловатость движений. И что при наличности какого-нибудь темперамента его хватит на 8 – 10 рядов стульев. И что ни одна удачная подробность не пропадет, а неудачи легко затушуются. Трудно перечислить все выгодные особенности этой интимной атмосферы. Публика не понимает. Перенесите спектакль на большую сцену, и у публики сразу раскроются глаза. И не надо. Не потому не надо ей раскрывать глаза, что это помешает кому-то эксплуатировать ее, а потому что публика с раскрытыми глазами видит еще меньше, чем с закрытыми. Поняв кое-что, она свалит в одну кучу и то, что было скрыто от нее «трюком», и те драгоценности студийного спектакля, которые не были кажущимися, а исчезли только потому, что не успели созреть настолько, чтоб преодолеть грубую акустику большой аудитории.

Нужен исключительный опыт и еще какие-то качества, чтобы, следя за спектаклем студии, различить: 1) что по существу ординарно, а кажется неординарным благодаря интимной атмосфере; 2) что хорошо здесь и останется хорошим на большой сцене, хотя бы после некоторых технических работ; 3) что здесь совсем не замечается, а на большой сцене окажется гибельным и — самое интересное — 4) что чудесно и имеет полную самодовлеющую ценность, но только в интимной обстановке, здесь, в студии, непременно в интимной. И вот это последнее может спутать все соображения, все расчеты. Как самое дорогое оно и привлекает наибольшее внимание, и расстаться с этим, ради широкой аудитории и каких бы то ни было общественных задач, для эстетизма, мучительно. Что выйдет из этой молодой актрисы, играющей в Вашей пьесе

{206} героиню, можно едва угадывать. Пустите ее сейчас на большую сцену, она не произведет и ничтожной доли такого впечатления, как [и] Зуева[403]. А через 3 – 4 года, когда станет актрисой большой сцены, вероятно, что-то важнейшее в ней переродится в иное. Теперь же… Рощина-Инсарова очаровательная актриса, но кто бы и как бы ни убеждал меня, я не могу себе представить, чтоб предпочел ее Тарасовой. Это даже не сравнимые величины. В другой плоскости. И никогда актрисе какого угодно таланта не дать такую убедительность самой высокой чистоты…

Что это, искусство?

И я часто думаю, что маленькая сцена студии обусловливает вовсе не пониженность требований, это просто другое сценическое искусство. И чем оно идеальнее, тем тоньше, — тоньше и в духовном смысле и в смысле разрыва, — связь его с искусством большого театра, каково оно есть.

Для всех этих соображений не мало материала дает и «Зеленое кольцо». Можно точно указывать примеры…

Вот первое действие. Обстановка? Я ее едва помню: ее роль сведена к нулю. Художник по ней не прошел. Сейчас это хорошо, но при условии иных требований было бы плохо. Вот первые сцены, до выхода молодой героини. Молодая актриса, играющая даму, не хороша, и не то. На театре это было бы смертоносно, здесь же пройдет мало замеченным. Вот какие-то не те интонации, чувствуется несоответствие с текстом. Но какая удивительная интимность! На большой сцене такой нельзя добиться. А вот и героиня. Через 5 – 6 реплик у Вас щекочет в горле, а еще немного, и вам уже неловко перед соседями. Впрочем, и они украдкой достают платки. Какими средствами это достигнуто? Настоящей духовной чистотой прежде всего. На большой сцене этого было бы мало и пришлось бы прибегать к искусству. Здесь искусства нет. Но зерно его — в чистейшем виде.