Избранные произведения. II том

Валя была гораздо моложе Жуси, но, судя по тому, как она себя вела, ей очень хотелось походить на Жусю. Она носила такие же браслеты, так же пудрилась, и в ее одежде был тот же беспорядок, что и в одежде Жуси.

— Правда, Жуська очаровательна? — спросила Валя, когда Жуся вышла.

— Ничего, — вяло сказала Антонина, — а что она делает?

— Они оба, и Жуся и Игорь, учатся в нашей студии.

— В балетной?

— Почему обязательно в балетной? У нас вообще художественная студия. Там развивают вкус во всех областях искусств. Ну, спорят, обмениваются мнениями, у кого есть дарования, тот их профессионализирует. Это сложно, в двух словах не объяснишь.

— Интересно там?

— Кому как. Нас ведет профессор Злодницкий, это удивительный человек. На грани гениальности.

— Как он вас ведет?

На этот вопрос Валя не ответила. Только смерила Антонину взглядом — насмешливым и презрительным.

Наконец все собрались и вышли.

Володя нагрузился больше всех. Он нес тяжелый чемодан, картонку и огромный кулек с грецкими орехами. Антонине достались две кошелки с продуктами.

В трамвае вышло так, что Антонина и Володя попали в один вагон, а все остальные в другой. С передней площадки второго вагона Антонина видела, как Валя суетилась в моторном и как она через стекла делала Володе какие-то знаки… Володя не замечал, а Антонине не хотелось обращать его внимание на Валю.

Трамвай с грохотом и звоном летел вниз по пыльному, пахнущему смолой Литейному. Володя сидел на чемодане и смотрел на Антонину снизу вверх.

— Вы давно знаете Валю?

— Порядочно, — ответила Антонина, — а вы?

— Недавно…

Разговаривая, она думала о том, что хорошо бы наделать им всем неприятностей. Она не знала, за что. Может быть, за их платья. Может быть, за телятину, которой они не едят. Может быть, за то, что у Вали есть мама, а у нее нет никого. Может быть, за горничную в наколке. Может быть, за самое себя. Может быть, за то, что им всегда весело — этим людям, за то, что их много, а она одна, всегда одна…

— Вам всегда весело, правда? — спросила Антонина.

— Мне? Весело? — удивился Володя.

— Ну, не притворяйтесь! — раздраженно сказала она. — Что у вас за манера у всех притворяться!

Он с изумлением на нее смотрел своими добрыми, светлыми глазами. Потом что-то спросил, но она не ответила — думала. Ей сделалось душно от раздражения, от внезапной унылой скуки, от чувства недоброжелательства, переполнявшего все ее существо.

«Студия! — думала она. — Жуся! Профессор Злодницкий! На грани гениальности! А я одна, одна, одна…»

— Вы меня не слушаете, — сказал Володя.

— А что вы спросили?

— Вы с Валей учились вместе?

— Да, вместе.

— А теперь вы учитесь?

— Нет.

— Почему?

— Так.

— Вы, видно, чем-то недовольны, — сказал Володя и подняв чемодан. — Нам пора выходить.

На вокзале было так много народу, что Антонине сразу же стало жарко. Везде толкались, везде кричали, везде кто-то кого-то разыскивал.

— Это всегда по субботам, — сказал Володя и замахал Вале рукой. — Сюда, Валя!

За Валей подошли Жуся с Игорем. Жуся сердилась — потеряла браслет.

— Надоели мне эти поездки, — говорила она, — ездим, ездим. Почему уж просто там не жить?

Володя и Валя стали в очередь за билетами. Антонина видела, как Валя взяла Володю под руку и стала ему что-то говорить и как у него вдруг сделалось виноватое лицо.

Игорь и Жуся шептались. Он держал ее руку в своей и быстро говорил, сердито хмуря брови.

— Пусти руку, — сказала она, — ты мне больно делаешь.

Антонина отвернулась.

Она почувствовала себя лишней и ненужной, ей захотелось уехать домой и, как обычно, лечь лицом в подушку и постараться поскорее заснуть. Но тотчас же она подумала о том, что уезжать, в сущности, вовсе не обязательно, что она может просто не мешать — ходить отдельно, и все. «Пойду на взморье, — думала она, — разденусь, полежу на песке, загорю. Или в лес… Одна. Одной еще лучше, чем с ними. Одной отлично. Грибов поищу…»

Но на перроне, когда все побежали, чтобы занять места получше и когда стало особенно весело, ей вдруг пришла в голову шальная и злая мысль о том, что если она захочет, то в какие-нибудь несколько часов серьезно повредит благополучию, в котором пребывают все они — и Володя, и Жуся, и Валя, и Игорь…

«Что угодно сделаю! — задыхаясь от бега, думала она. — Все равно я лучше вас. Я такая, какая есть, а вы все ломаки и кривляки! Отобью вашего Володю, да, да, отобью…»

Она где-то вычитала это жестокое слово или услышала его от Татьяны, но оно сейчас годилось ей, хоть Антонина толком не понимала, что это такое — отбить.

«Вот вам ваши шляпы, и тешка с душком, и мамина простокваша, и шикарная ваша жизнь! — бессмысленно не то думала, не то угрожала, не то шептала Антонина. — Ах, какие вы добренькие, меня с собой на дачу повезли, пригласили, удостоили! Ах, ах, ах! Может быть, вы даже мне ваши платья дадите поносить? Или туфли? И за стол с собой посадите?»

Поезд сердито лязгнул буферами и двинулся.