Избранные произведения. II том

Проводник произнес это с безразличием человека привычного: обычай оставлять тела непогребенными ничуть его не волновал, однако те, кто явился из монастыря, повели себя иначе.

— После тебя никто не спускался, а кто поднимался, все живы-здоровы, уцелели в бурю и теперь отдыхают в монастыре.

— Что за чушь ты плетешь, Анри! В склепе стало одним покойником больше. Их видела эта дама и насчитала четыре; а в тот день, о котором ты говоришь, я сопровождал в Аосту одного пьемонтского дворянина и показывал ему тела: их было три.

— О, как скоро и как внезапно! Это он!

— О ком ты говоришь, дорогая? — воскликнула удивленная — а также и устрашенная — Адельгейда, решив, что слабые нервы бедной девушки не выдержали страшной картины. — Это путешественник, погибший, по несчастью, в ту самую бурю, которую мы, милостью Провидения, сумели пережить. Не нужно так пугаться: зрелище, конечно, ужасное, но все мы в свое время будем выглядеть не лучше, чем он.

Адельгейда была встревожена крайним волнением подруги, но чем оно было вызвано — не могла себе представить; между тем руки Кристины бессильно упали, голос замер, и она лишилась чувств. Сигизмунд подоспел к сестре одним из первых; обычные средства быстро привели ее в себя. Для оказания помощи Кристину отнесли к скале поодаль, где из лиц противоположного пола с ней рядом был только брат. Сигизмунд, однако, тут же отошел, потому что заметил в небольшой толпе, собравшейся у склепа, какую-то сумятицу и поспешил туда. Вернулся он медленным шагом, с лицом задумчивым и опечаленным.

— У нашей бедняжки Кристины чересчур напряжены нервы; ее волнует все, что ни встретится в дороге, — проговорила Адельгейда, после того как объявила, что Кристина очнулась. — Прежде вы подобное за ней замечали?

— До недавнего позора моя безвинно оскорбленная сестра была счастлива и безмятежна, как ангел. Но разве печальное известие до вас еще не дошло?

Во взгляде Адельгейды выразилось удивление.

— В погибшем узнали того, кто недавно намеревался сделаться супругом и покровителем моей сестры, а раны на его голове почти несомненно указывают, что он был убит.

Обморок Кристины не нуждался в дальнейших объяснениях.

— Убит! — еле слышно повторила Адельгейда.

— Эта страшная правда ясна как божий день. Ваш отец с товарищами ищут теперь улики, которые, быть может, окажутся полезны при поисках убийцы.

— Сигизмунд?

— Да, Адельгейда?

— Ты ведь был зол на этого несчастного?

— Не буду отрицать. Что же мне, брату Кристины, еще оставалось?

— Но теперь… теперь, когда его постигла такая страшная участь?

— Я от всего сердца его прощаю. Встреть я его в Италии, а я знал, что он туда собирается… Но это глупость.

— Еще какая, Сигизмунд.

— Я больше не держу на него зла. Мне всегда думалось, что он недостоин Кристины, которая привязалась к нему, по простоте душевной, в ответ на его фальшивые знаки внимания. Но такого жестокого и внезапного конца я ему никогда не желал. Да смилуется над ним Господь Бог, а я его прощаю.

Вслед за этими словами Адельгейда с праведным удовлетворением пожала протянутую ей Сигизмундом руку. Затем они разошлись в разные стороны: Сигизмунд присоединился к группе, собравшейся вокруг покойника, а Адельгейда вернулась к Кристине. К юноше, однако, подошел синьор Гримальди с настойчивым предложением немедленно сопроводить женщин в монастырь, куда, по его словам, отправятся и прочие путешественники, как только исполнят свой печальный долг. Сигизмунд не жаждал принять участие в обряде, а кроме того, подумал, что, покинув это место, его сестра избежит многих горестных переживаний, и потому охотно согласился. Отбывающие тут же начали готовиться в дорогу.

Повинуясь брату, Кристина спокойно, без возражений, села в седло, но смертельная бледность и застывший взгляд говорили о тяжелом ударе, который она перенесла. За весь путь к монастырю она не вымолвила ни слова, и, поскольку окружающие сочувствовали ее горю, маленькая кавалькада продвигалась в таком печальном и мрачном молчании, словно бы везла с собой тело убитого. Через час они достигли монастыря, где давно и страстно мечтали очутиться.

Пока женщин отправляли в дорогу, совсем иная сцена разыгрывалась у строений, удачно названных ранее домом живых и домом мертвых. Поскольку в горах, где располагалось обиталище августинцев, на несколько лиг вокруг не имелось другого жилья и поскольку летом через перевал проходило немало народу, монахи брали на себя, можно сказать, судебно-административные функции, особенно когда требовалось немедленно навести порядок или осуществить формальности, не терпящие отлагательства до прибытия на место полномочных представителей власти. Поэтому, как только стало понятно, что речь идет о преступлении, добрейший ключник принялся за тщательное выяснение всех обстоятельств, какие можно было в данном случае достоверно установить.