Избранные произведения. II том

Тем не менее громадные стада бизонов (или буйволов, как их ошибочно называли), о которых мы читаем в книгах, не часто встречались за пределами необозримых прерий к западу от Миссисипи. Именно там были любимые охотничьи угодья краснокожих; там собирались они во множестве, хотя их количество по отношению к занимаемой ими площади было всегда крайне мало. В те дни, однако, не столь уж далекие по времени, но удаленные по множеству перемен и событий, чиппева, оттава и потаватоми, родственные племена, все еще обитали на самом полуострове Мичиган и встречались значительными группами по берегам реки Сент-Джозеф[24] и в прилегающих областях, носивших то же название; эти места почти заслуживают выспреннее название райского сада Америки. Бурдон знал многих туземных воинов и заслужил среди них большое уважение; хотя с теми, кого случай свел с ним на этот раз, ему не доводилось встречаться. В общем, он практически не страдал от урона, который ему причиняли краснокожие охотники, дивившиеся его ремеслу и одобрявшие его характер; но некоторые потери и даже дурное обращение он претерпел от ряда изгоев из индейских племен, а также от белых бродяг, которые изредка набредали на его жилище. На этот раз Бурдона куда больше беспокоило то, что его жилье стало известно Гершому Уорингу, соотечественнику и даже в некотором смысле собрату-христианину, чем то, что о нем узнали чиппева и потаватоми.

Медведи постоянно донимали бортника и были очень опасны. Обычно вооруженному человеку — а Трутень редко выходил без своей верной винтовки — редко приходится опасаться простого бурого американского медведя. Это животное, крупное и особенно могучее в матером возрасте, чаще всего не решается напасть на человека, и ничто, кроме голода или необходимости защитить свое потомство, не может вынудить медведя нарушить устоявшиеся обычаи. Но мед он обожает до страсти. Он не только готов пуститься на все медвежьи уловки, чтобы добраться до лакомства, но и чует мед издалека. Как-то раз семейство косолапых забралось в шэнти Бена, построенную без должной прочности, и разграбило все, вплоть до последнего кусочка сот. Это бедствие едва не разорило бортника, тогда еще новичка в своей профессии; с тех самых пор он и стал строить свою маленькую крепость так, чтобы она устояла и против клыков, и против когтей. Для владеющего топором человека, в распоряжении которого было множество молодых сосен, дело это было не особенно трудным, что и подтверждало нынешнее обиталище нашего героя.

Здесь, в Медовом замке, как называл свою шэнти сам Бурдон, он жил уже второй сезон. Название это было переводом французского «Chateau au Miel», названия, которым в шутку наградил его спутник Бена, француз, который помог ему прошлым летом пройти вверх по Каламазу и пробыл здесь достаточно долго, чтобы принять участие в постройке жилья. Домик занимал всего лишь двенадцать квадратных футов[25]

по внутреннему периметру стен и чуть меньше четырнадцати — по наружному. Он был, по традиции, сложен из сосновых бревен, а для пущей надежности покрыт крышей из отесанных стволов, которые были так ловко пригнаны один к другому, что не пропускали дождя. Это необычное укрытие было необходимо ради сохранности меда, потому что медведи разобрали бы обычную крышу из коры с ловкостью двуногих грабителей, лишь бы добраться до богатых запасов, которые наш бортник вскоре скопил под своей крышей. Единственное окно было загорожено стеклом, которое Бурдон привез с собой в каноэ; и, хотя это была одна створка, состоящая из шести небольших окошечек и открывавшаяся на петлях, она была еще и укреплена снаружи солидными брусьями из дуба, надежно прибитыми к бревнам. Дверь была сделана из трех слоев дубовых досок, крепко сбитых между собой, и держалась на прочных железных петлях, которые было невозможно выбить из рамы. Наружный запор состоял из пары прочных скоб, куска цепи, на которой держат быков, и на редкость тяжелого висячего замка. С этим запором справиться без лома, да и то в опытных руках, также было невозможно. Изнутри безопасность хозяина, когда он был дома, обеспечивали три дубовых засова.

— Вижу, ты не пожалел сил, чтобы уберечь свой драгоценный мед, незнакомец, — заметил Гершом, когда Бурдон отомкнул замок и снял цепь, — сразу видать, что он тебе всего дороже! Мы-то, у нас в низовьях, вовсе не так осторожны: Долли и Цветик и дверь-то на засов не запирают, когда я сплю на свежем воздухе, а это значит — почти через ночь, теперь, когда лето установилось.

— А где это «у нас в низовьях», осмелюсь спросить? — поинтересовался Бурдон, держа дверь полуоткрытой и повернув лицо к собеседнику в ожидании ответа.

— Да там, у нас, на «Складе Виски», как прозвали наш дом разные бродяги да лодочники.

— Где же находится этот «Склад Виски»? — спросил Бен не без настойчивости.

— Ну уж про это-то каждый должен знать, сдается мне — виски тянет не хуже перцового пластыря. «Склад Виски» — это дом, где я живу; можно сказать, что это имя я всюду ношу с собой. Теперь я живу в устье Каламазу, значит, и «Склад Виски» там, в низовьях.