Избранные произведения. Том 1. Должность во вселенной. Пятое измерение. Час таланта

Мамед Керимович согласился ассистировать. Корнев завел его «ИЖ», повесил на грудь его же транзистор, дождался сигналов «Маяка»: та-ра-рира-раа… — половина десятого, сверил свои часы с часами пастуха, включил скорость — вперед! Чабаны из-под ладоней смотрели, как отчаянный парень Сашка, виляя среди камней и разбрызгивая лужи, несется прямо под Шайтан-шар.

Корневу было страшновато, он избегал смотреть в стороны, чтобы не видеть, как справа и слева головокружительно искажается, будто ее отражают зеркальные конуса, местность; да и валунов столько, что гляди, не зевай. Вот двигатель зазвучал глуше, уменьшились обороты — будто мотоцикл брал подъем. «Ага, то самое искажение гравитационного поля. Привет тебе от Бор Борыча Мендельзона! Я въезжаю…» Он прибавил газа. Проехав метров сорок, остановился. Густая тьма нависла над головой. Ущелье, суживаясь сильнее обычного, уходило далеко вниз. Непонятно было, как оттуда, снизу, мог течь сюда ручей. Приемник на груди молчал, хотя громкость была введена до отказа; из динамика слышалось только шипение. Корнев сдвинул верньер настройки к меньшим частотам.

— …на юго-западе Европейской части… — басовито и размеренно, будто диктуя, произнес диктор.

Александр Иванович не слушал, какую погоду обещают для юго-запада, сердце колотилось быстро и радостно. «Значит, так и есть: частота „Маяка“ поехала вниз, тембр голоса диктора тоже… внешнее время течет медленнее моего! Вот так да!» Одно дело было слышать об этом от очевидцев-таращан, совсем другое — убедиться самому. «Вперед? Нет, назад».

Он развернул мотоцикл, помчал обратно. Осадил возле Мамеда:

— Время?

У того на часах было 9.40, а на корневских 9.45. Александр Иванович снова повернул в Шар.

Так он сделал пять ездок, с каждым разом углубляясь все дальше. В последний заезд он проехал эпицентр: частота «Маяка» снова увеличилась. Время в эпицентре текло почти вдвое быстрей, чем снаружи. «А ведь это только пятнышко касания. В Таращанске ускорялось втрое, там Шар осел глубже. Значит, запас есть!»

Александр Иванович поднял голову, смотрел вверх, во тьму — и понял вдруг без всяких измерений: то, что местность, оттесненная фиолетовой мглой, подалась вниз, это потому, что в глубинах Шара гораздо больше пространства, чем видится извне. Он не мог объяснить себе, как такое может быть, но — это было так, он видел и чувствовал.

Тройка диких голубей-сизяков слева, «снизу», из обычного мира, влетела в Шар над ним и мчала во тьму все стремительней, все чаще махая крыльями, быстро превратилась в серые точки. «Ого, на высоте ускорение и вовсе изрядное. И вертолетам было бы там где поблуждать, точно… Ай да Шайтан-шар! Ай да Шарик-бобик! Ай да я!»

В совершенном восторге Корнев включил приемник на полную громкость — передавали ритмичную песенку, голос певицы бухал смешно и обиженно, завел мотоцикл и начал выделывать на пятачке эпицентра круги и восьмерки. Это была немыслимая жутковатая гонка в никуда. Травянистое, усеянное камнями ложе ущелья с растекшимся ручьем выперло здесь макушкой планеты; двухсотметровые скалистые стены, оранжево-зеленая степь, блестящая полоска воды, блеклые пятна юрт, стада, пастухи — все было внизу, в обморочно искривленной глубине. И солнце, сплюснутое, отекшее желтизной книзу, тоже моталось у колес. Весь мир был под ногами! Александр Иванович казался себе космонавтом, кружащим под шариком Земли на рычащем мотоцикле.

— Ай люли, гей-гей! — кричал-пел он, пересекая ручей в фонтанах брызг из-под колес, ловко огибая камни. — Гей-гей, Шайтан-шар, я тебя понял!.. Нам не страшен Шар-шайтан, Шар-шайтан, Шар-шайтан! Ты поедешь в Катагань, Шар-шайтан, Шар-шайтан!.. Гей-гей! Пусть у тебя время не такое, и пространство, и тяготение, — я это знаю теперь! И знаю, как прибрать тебя к рукам, Шайтан-шар, хо-хо! Черная тьма надо мной, голубое небо внизу, солнце внизу, и земля, и горы… но я открыл тебя, Шар-шайтан!..

Увлекшись, он забыл о ерзаньях Шара от электрического непокоя атмосферы. В один момент, когда Корнев несчетный раз пересекал ручей, темное ядро чуть сместилось. Луг под мотоциклом накренился — Александр Иванович не удержал руль, с размаху шлепнулся на кремнистое дно ручья. Ледяная вода его отрезвила. Вскочил, поднял мотоцикл. Фара была разбита, бак помят. «Э, хватит». Он поехал к стойбищу.

Кербабаев, увидев разбитую фару и мятый бак, ударил себя руками по бокам. Когда же Корнев предложил деньги, и вовсе поднял крик:

— Что мне твои деньги, джигит! Разве дело в мотоцикле? Ты ведь сам мог разбиться! Ты же носился, как сумасшедший, цирк устроил! Что бы мы сказали твоим товарищам?

Корнев счастливо рассмеялся: ну конечно! Не так и быстро он там гонял. Это они отсюда видели, что он носился со страшной скоростью, отсюда — из обычного медленного времени!

Ныли ссадины на кисти и локте левой руки. Гневался Мамед Керимович. Осуждающе посматривали на него подошедшие ближе пастухи. Рычали собаки, брели на водопой овцы… Никогда он не был так счастлив, как сейчас!

Никогда он не будет так счастлив, как сейчас.

Глава 4

Захват шара