Избранные произведения. Том 2

— А когда на фронте вам принесут солдата с развороченной грудью, вы тоже попросите… оставить этот разговор? — злясь, что ему мешают, ответил Гампель. — Вот перед вами больная, у нее только что был припадок. Он может повториться. И вы не хотите оказать ей помощи?

Авдотья Петровна преданно посмотрела на Гампеля, как на человека, который братски о ней заботится, и недоверчиво на Ослабова.

— У нее тяжелая психическая травма, — продолжал петь Гампель, — она — жертва войны. У нее было розовое детство, цветущая юность, счастливая любовь…

Авдотья Петровна впилась в него почти влюбленными глазами.

— У нее могла быть чудесная жизнь, она могла сделаться матерью. И война все это разбила. Муж ее пропал без вести. Она едет на фронт в надежде найти его могилу, осыпать ее цветами… И вот… в пути…

У Авдотьи Петровны задрожали колени и локти.

— Перестаньте, — крикнул Ослабов, стукнув по столу кулаком.

— Если вам дурно, выйдите в сад! — почти грубо ответил Гампель и, уже не сдерживая себя, впился глазами в Авдотью Петровну. Ноздри его раздулись, голос загнусавил, дыханье участилось.

— Осыпать цветами могилу любимого человека… И вот…

Ослабов не выдержал и выбежал из кабинета в большую комнату, на террасу, с пирующими на стене кавказцами, в темный сад, под деревья. Сел на скамейку, откинул голову. Сквозь темные пятна листвы бессчетными звездами запестрело над ним небо.

«Что за кошмар! Что он делает!» — подумал он, сорвался со скамейки, пробежал вглубь, наткнулся на какую-то пару в траве, откуда раздался сердитый голос:

— Зачем по человеку ходишь? Стрелять буду!

Ослабов выбежал через калитку на дорогу. Распряженные лошади мирно и звонко жевали траву, фаэтонщики тут же, на траве, пили и закусывали.

— Зачем бежишь на дорогу? — спросил один. — Клозет в саду есть!

— Его рвать будет! — убежденно и по-бабьи заботливо сказал другой.

— Разве в саду рвать нельзя? — настойчиво повторил первый.

Ослабов стал сам себе противен от этих разговоров. «Чего это, в самом деле, я разбегался?» — подумал он, глотнул воздуха и быстрым шагом вернулся в духан. Занавеска в их кабинете была спущена. Подходя, он услышал задыхающийся голос Гампеля:

— Ну, ну… сначала били… а потом… а потом…

В ответ послышались какие-то икающие звуки, тотчас перешедшие в истерическое рыданье.

Ослабов рванул занавеску и вошел в кабинет.

С одной стороны столика, перегнувшись на него с локтями, сидел Гампель. Лоб у него был потный, пробор сбился, глаза блуждали, мокрый рот был полураскрыт. С другой стороны о доску стола билась головой Авдотья Петровна.

— Вы… вы… мерзавец! — крикнул Ослабов Гампелю, — вы издеваетесь над человеком!

— А вы… доктор, — выдержав паузу, ответил Гампель, — помогите больной.

Он подал Ослабову недопитый нарзан. Ослабов стал брызгать на Авдотью Петровну, поднял ей голову, дал выпить, она понемногу перестала рыдать, встала и, шатаясь, вышла.

— Счет! — потребовал Гампель и вынул бумажник.

Ослабов тоже вынул деньги. Расплатились и дали на чай молча. Духанщик вышел проводить гостей.

— А это… — Гампель вынул еще десять рублей и дал их духанщику.

— Куламбина? — догадался тот.

— Да.

Провожаемые пожеланиями духанщика, они вышли на дорогу и молча ждали, пока запрягут лошадей. Глухая, бархатная ночь стояла кругом в черных высоких тополях, распластываясь в низких окрестных горах, беспредельно ширилась в высоком до звезд воздухе. Кура чеканно звенела внизу под берегом. Смутно серела дорога в город. Природа разнежила Ослабова.

— Ругаться все-таки не нужно было! — подумал он, но ничего не сказал.

В фаэтон сели молча. Застоявшиеся лошади рванули и побежали бодрой рысью.

— Вы не сердитесь, Гампель, что я вас выругал? — сказал Ослабов, когда отъехали довольно далеко.

— Что вы, доктор! — деланно расхохотался Гампель. — Я был уверен, что вы меня ударите! Я бы на вашем месте ударил. Вы тоже, я думаю, на меня не сердитесь за эту истеричку? Надо же дать человеку заработать. А в общем, мы недурно провели время, а?

IV. Пушечное мясо

Ослабов проснулся у себя в номере поздно, с головной болью. Вчерашняя попойка казалась тяжелым сном. Быстро одевшись и наскоро выпив чаю, он отправился в городскую Думу. Вестибюль, лестницы, коридоры кишели народом. Дамы-патронессы хлопотали над ящиками с подарками, распределяя иконки, крестики, кисеты с табаком и мешочки с монпансье; заведующие хозяйством, вооруженные необычайно воинственно, суетились у кассы; санитары тащили куда-то складные носилки усовершенствованного образца, которые очень хорошо раскладывались здесь, в коридорах, и слишком быстро ломались на фронте; надушенные, завитые и напудренные сестры милосердия бегали, сопровождаемые служащими общественных организаций в необыкновенно блестящих погонах с едва заметным красным крестиком на них; важно и степенно стояли персидские купцы, оптовые поставщики риса и кишмиша, — городской голова был председателем кавказского отделения союза городов. Ослабов издали услышал его гортанный, низкий бас и нагнал его у дверей его кабинета.