Избранные произведения. Том I

Потом подбросил на тлеющие угли сучьев. Мы сели в кресла у окна и стали ждать, когда закипит чайник. Море было в серых заплатах, светлых и темных, а между нами и солнцем пролегла цепочка серебристых пуговиц. Похоже, туман прольется дождем — везет Николену-старшему, в дождь ловить можно. Том состроил гримасу, тысячи морщинок сложились в новый узор.

«Что случилось с летнею порой, — пропел он, — когда жизнь была чудесна»[2].

Я подкинул еще сучьев, не трудясь откликаться на сто раз слышанную песню. Том без конца рассказывает про старые времена, например, что наше побережье было безлесной, безводной пустыней. Однако, глядя в окно на лес и клубящиеся облака, чувствуя, как огонь согревает холодный воздух в комнате, вспоминая ночные похождения, я думал — а верить ли старику? В его книжках я не нашел подтверждения и половине историй — и вообще, вдруг он научил меня читать неправильно, чтобы чтение подкрепляло его слова?

Это было бы слишком сложно, решил я, наблюдая, как он сыплет в чайник заварку — травки, собранные на материке. Мне припомнилось, как на толкучке он догнал меня, Стива и Кэтрин — пьяный, возбужденный — и затараторил: «Глядите, что я купил, что у меня есть!» Он потащил нас под фонарь и показал половину драной энциклопедии, открытой на картинке: черное небо над белой равниной и две совершенно белые фигуры под американским флагом. «Видите, Луна! Я вам говорил, мы туда высаживались, а вы не верили». «Я и теперь не верю», — сказал Стив и чуть не помер со смеху, когда старик полез на стену. «Я купил эту книгу за четыре горшка меду, чтоб убедить вас, а вы не верите?» «Не верим!» Мы с Кэтрин тоже были изрядно поддамши и хохотали до упаду. Однако Том сохранил картинку (хотя выкинул энциклопедию), и позже я разглядел Землю — голубой шарик в черном небе, маленький, как наша луна. Помню, таращился на картинку битый час. Так что самая невероятная из Томовых историй подтвердилась, и я был склонен верить большинству остальных.

— Отлично, — сказал Том, передавая чашку пахучего чая. — Послушаем.

Я собрался с мыслями и представил страницу, которую Том велел мне заучить. Стишки хорошо запоминаются, и я стал читать с воображаемого листа:

И этот воздух, почва и страна

Заменят нам Небесную обитель,И этот мрак — сияние Небес?! —В отчаянье вскричал Архангел падший.

Я читал без запинки, мне нравилось разыгрывать дерзкого сатану. Некоторые строчки было особенно здорово орать:

Тем лучше нам! Простите же, НебесСчастливые долины, где блаженствоЖивет вовек! Привет тебе, привет,Подземный мир и адская пучина!

Прими и ты Владыку своего.С собою дух он вносит непреклонный,Которого не властны изменитьНи времени течение, ни место.В самом себе живет бессмертный дух,Внутри себя создать из ада небоСпособен он и небо — сделать адом.

Где буду я — не все ли мне равно?Чем я ни стань — я все же буду нижеТого, кто Сам возвысился над намиБлагодаря громам Своим.Свободней Мы будем здесь…[3]

— Отлично, пока хватит, — сказал Том, с довольным видом отворачиваясь от окна. — Лучшие его строки, и половина украдена у Вергилия. Как с другим отрывком?

— Еще лучше, — сказал я самоуверенно. — Вот так:

Я, вдохновленный свыше, как пророк,

В мой смертный час его судьбу провижу.Огонь его беспутств угаснет скоро:Пожар ведь истощает сам себя.Дождь мелкий каплет долго, ливень — краток;Все время шпоря, утомишь коня;Глотая быстро, можешь подавиться…

— Это он про нас, — перебил Том. — Про Америку. Мы пытались проглотить мир, но подавились. Извини, давай дальше.

Я постарался вспомнить, на чем он меня сбил, и продолжил: