Избранные произведения. Том I

Наутро, ближе к полудню, слева по курсу показался небольшой островок. Когда до него оставалось не больше четверти мили, моряки приспустили паруса, и корабль замедлил бег по волнам. Эйлас обратился к боцману, облокотившемуся на леер: «Почему мы остановились?»

«Это Млия, остров русалок. Приглядитесь — иногда их видно на скалах, что пониже, или даже на берегу».

На грузовой стреле подвесили плот, сколоченный из обрезков досок; на плоту привязали кувшины с медом, тюки с изюмом и урюком. Плот опустили на волны и отвязали. Глядя вниз, в глубокую прозрачную воду, Эйлас заметил снующие бледные тени; одна из теней вдруг перевернулась — на него взглянуло лицо с длинными, стелющимися в воде волосами. Странное это было лицо: продолговатое, с полупрозрачными темными глазами и длинным тонким носом, оживленное каким-то диким порывом — не то пристальным интересом, не то возбуждением или даже ликованием. Все, что знал и помнил Эйлас, не позволяло истолковать это выражение.

Несколько минут «Смаадра» тихонько качалась на волнах. Плот удалялся от корабля — сначала медленно, потом более целенаправленно, подгоняемый толчками к острову русалок.

Эйлас задал боцману еще один вопрос: «Что, если бы мы погрузили эти горшки и тюки в шлюпку и подплыли с ними к самому берегу?»

«Кто знает, принц? Одно бесспорно: тот, кто осмелится подплыть к острову без подарков, может быть уверен, что его постигнет беда. С морским народцем надо вести себя обходительно. В конце концов, море — их вотчина. А теперь пора в путь. Эй, там! Подтяните паруса! Рулевой — к штурвалу! Давайте-ка, вспеним волну!»

Проходили дни; корабль заходил в гавани, бросал якорь, поднимал якорь. Впоследствии Эйласу это путешествие вспоминалось как мешанина звуков, голосов, музыки, лиц и форм, шлемов, рыцарских лат, шляп и костюмов, душистых благоуханий, аппетитных запахов и вони, всевозможных личностей и поз, портовых сооружений — причалов, якорных стоянок, рейдов. Их принимали во дворцах, им устраивали аудиенции, банкеты и балы.

Эйлас не мог точно оценить полезность их визитов. Насколько он понимал, тройские послы производили положительное впечатление; никто не мог усомниться в прямолинейной добросовестности и широких полномочиях сэра Фэймета, а Трюэн по большей части держал язык за зубами.

Короли — все как один — проявляли уклончивость и ни за что не желали брать на себя обязательства. Вечно пьяный король Блалока, Милон, высказал достаточно трезвое наблюдение: «Отсюда видны высокие стены крепостей Лионесса — и тройский флот ничем против них не поможет!»

«Ваше величество, мы надеемся, что в качестве союзников мы могли бы уменьшить опасность, исходящую из Лионесса».

Милон только печально махнул рукой и приложился к высокой кружке с тминной водкой.

Чокнутый король Помпероля, Дьюэль, тоже не мог обещать ничего определенного. Получив приглашение на аудиенцию, тройская делегация отправилась в летний дворец Алькантад, по пути осматривая окрестности. Пасторальные пейзажи Помпероля производили впечатление изобилия и благополучия. Подданные Дьюэля не осуждали нелепые прихоти своего монарха — напротив, они скорее забавлялись его выходками, охотно терпели их и даже гордились ими.

Сумасшествие короля Дьюэля носило достаточно безобидный характер; он отличался чрезмерной привязанностью к птицам и позволял себе абсурдные фантазии, причем некоторые из них, благодаря своим возможностям, воплощал в жизнь. Дьюэль величал своих министров птичьими именами — лорд Щегол, лорд Бекас, лорд Чибис, лорд Трупиал, лорд Танагр. Помперольским вельможам также приходилось отзываться на прозвища типа «герцогиня Сойка», «герцог Кулик», «герцогиня Крачка» и «герцог Соловей». Королевские указы запрещали есть яйца в самых суровых выражениях: «Поедание яйца — жестокое злодеяние, подобное умерщвлению младенца во чреве матери, и подлежит столь же беспощадному и мучительному наказанию».

Алькантад — летний дворец — привиделся королю Дьюэлю во сне. Проснувшись, он вызвал архитекторов и приказал им построить нечто, в общих чертах напоминавшее его сновидение. Как и следовало ожидать, Алькантад стал необычным сооружением; тем не менее, в нем было своеобразное очарование — хрупкие корпуса и флигели с огромными окнами и высокими остроконечными крышами на различных уровнях были раскрашены в веселые, радующие глаз тона.

По прибытии в Алькантад сэр Фэймет, Эйлас и Трюэн обнаружили короля Дьюэля на ладье в форме лебедя, дрейфующей по парковому озеру благодаря не слишком напряженным усилиям дюжины девочек в костюмах из дрожащих белых перьев.