Избранные произведения. Том I

Возможно, вы увидите его в Меце. Ох остерегайтесь его, да и не только его, но и всех, на него похожих. Когда вы заметите человека, у которого на куцем туловище сидит огромная голова, знайте, что это одно уже плохой признак; к тому же наш Бюси вечно пыжится как петух, а стоит ему открыть рот, как сразу виден человек невежественный и свирепый, да притом весьма спесивый, хоть и пытается это скрыть. Он наслаждается своей тайной властью, и самая большая для него радость — унизить, а то и погубить всякого, кто приобретает вес при дворе или слишком большое влияние на короля. Он вообразил, что править — это значит хитрить, лгать, плести интриги. Ни одной еще сколько-нибудь значительной мысли не родилось в его голове, а только черные, весьма убогие замыслы, от которых он, упрямец, не отступится, пока не добьется своего. При короле Филиппе он был незаметным писцом, а потом сумел добраться до самого верха иерархической лестницы… шутка ли, сейчас он возглавляет парламент и член Большого совета… Он создал себе славу человека беззаветно преданного, ибо он властен и груб. Посмотрели бы вы, как он, творя суд, заставляет недовольных жалобщиков становиться на колени прямо посреди зала и вымаливать у него прощения; и никто другой, как он, приказал казнить сразу двадцать три мирных жителя Руана; но он может, если ему заблагорассудится, вынести и оправдательный приговор, нарушив закон, или же без конца откладывать важные дела, дабы держать людей в руках. Умеет он позаботиться и о своем состоянии: он добился от аббата, настоятеля Сен-Жермен-де-Пре, права взимать ввозную пошлину у заставы Сен-Жермен, тут же переименованную в заставу де Бюси, и таким образом загребает добрую половину пошлины со всего, что ввозится в Париж.

Когда Ла Форе начал переговоры о вассальной присяге Феба, Бюси с первых же шагов стал чинить ему всяческие препоны, решив любым путем не допустить этого соглашения. Это он бросился к королю, когда тот прибыл из-под Бретея, и стал ему нашептывать: «Феб нарочно выставляет напоказ в Париже свое богатство, это же прямой вызов вам… Феб дважды принимал у себя прево Марселя… Сильно подозреваю, что Феб вместе со своей супругой и королевой Бланкой сговариваются устроить побег Карлу Злому… Надо потребовать, чтобы Феб принес присягу также и от имени Беарна… Феб ведет о вас недостойные речи… Поостерегитесь слишком милостиво принимать Феба, как бы граф д’Арманьяк не счел это оскорбительным для себя, а граф вам необходим в Лангедоке. Конечно, канцлер Ла Форе думал, что все это к лучшему; но Ла Форе чересчур уж снисходителен к вашим врагам… И потом, что это за выдумка такая — взять и назвать себя Фебом?» И дабы окончательно разжечь злобу короля, он напоследок сообщил ему дурную весть: Фрике де Фрикану удалось бежать из тюрьмы Шатле, и побег этот весьма ловко устроили два его служителя. Наваррцы издеваются над королевской властью, особенно теперь, когда этот ловкий и весьма опасный человек снова в их рядах…

И не удивительно поэтому, что за ужином, устроенным накануне присяги, король Иоанн вел себя вызывающе и надменно и, обращаясь к Фебу, именовал гостя только: «Мессир, мой вассал» — и даже спросил его: «Осталось ли хоть несколько человек в ваших ленных владениях, раз вы привезли столько народа в мой город?»

И еще король сказал ему:

— Я предпочел бы, чтобы ваши войска не скапливались на тех землях, где командует его светлость д’Арманьяк.

Коль скоро с Пьером де Ла Форе было условлено, что король будет считать эти неприятные столкновения как бы несуществующими, Феб удивленно возразил:

— Мои войска, сир мой кузен, никогда не вошли бы в Арманьяк, если бы нам не потребовалось выбить солдат, напавших на нас. Но с тех пор, как вы отдали приказ, запрещающий людям его светлости д’Арманьяка совершать набеги на Беарн, мои рыцари от души радуются, спокойно стоя на своих рубежах.

Но король упорствовал:

— Мне хотелось бы, чтобы ваши люди держались поближе ко мне. Я собираю в Шартре войско и пойду на англичан. Надеюсь, вы прибудете без опоздания в Шартр с войсками Фуа и Беарна?

— Войско графства Фуа будет поднято, — ответил Феб, — как только велит мне вассальный долг после того, как я принесу присягу, сир кузен мой. А войско Беарна последует за мной, будь на то моя воля!

Да-а, что и говорить, удачный получился ужин, где обе стороны должны были прийти к соглашению! Архиепископ-канцлер, удивленный и недовольный, тщетно пытался внести умиротворение. Бюси сидел с каменной физиономией. Но в глубине души он торжествовал. Чувствовал себя настоящим хозяином. А что касается короля Наварры, то имя его даже не было произнесено, хотя на ужине присутствовали обе королевы — Жанна и Бланка.