— Это Чумаченко, сэр! Вверенное мне подразделение прибыло к «селению пятьсот семнадцать». Войска развернуты, готовы начинать.
— Очень хорошо, бригадир, начинайте.
— Слушаюсь, сэр!
Бригадир переключился на общий канал и объявил:
— Пошли, ребята! Работаем!
Глава 37
Чумаченко ударил ногой в ворота, и дубовая створка соскочила с кованых петель. Защитный костюм «орса», которыми были укомплектованы пехотинцы, оборудовался комплектом сервоприводных усилителей движения, поэтому даже самый слабый из солдат отряда был в состоянии одной рукой поднять взрослого человека.
Солдаты друг за другом проскочили во двор и первым делом бросились осматривать хозяйственные пристройки. Очень часто, прячась от захватчиков, местные выбирали именно постройки для скота, реже — погреба и подвалы.
— Здесь чисто, только свиньи! — доложил Сандерс, демонстрируя визжавшего поросенка, которого держал за ногу.
— Брось его, придурок! — приказал Чумаченко. Во время работы он не терпел постороннего шума.
— В курятнике чисто, босс! — подал голос Арвидас по кличке Рыжий.
— Хорошо, оставайтесь во дворе! Остальные — в дом!
Один из пехотинцев вышиб ногой запертую дверь, и солдаты стали заходить в просторную избу, имевшую, судя по отдушинам, подвал и еще пол-этажа на чердаке.
Следом за своими солдатами Чумаченко вошёл в дом и сразу услышал крики молодой женщины, которую щупали двое пехотинцев.
— Так, что мы здесь видим? — спросил Чумаченко, проходя в большую комнату с неким подобием камина. Бледный хозяин дома, мужчина лет сорока, стоял под прицелом нескольких стволов, боясь двинуться с места.
— Боишься? — спросил его Чумаченко и сам же ответил: — Знаю, что боишься…
— Босс, тут наверху кто-то есть! — позвал бригадира один из солдат.
— Иду! — отозвался тот и, снова услышав крик женщины, бросил раздражённо: — Оставьте ее в покое! Она на все тридцать пять тянет!
Мучившие женщину солдаты нехотя отпустили ее. Если Чумаченко сказал «хватит» — значит, хватит, услуги стоматолога на станциях были весьма недешевы.
Поднявшись на чердак, бригадир увидел своего солдата, который стоял перед старухой, закрывавшей собой вход в комнату.
— Неспроста шипит старушка, — сказал Чумаченко. — Убери ее.
Солдат отшвырнул упрямую старуху и распахнул дверь. Чумаченко шагнул внутрь и под подоконником единственного окна увидел трех детей от четырех до семи лет. Широко открытыми от страха глазами они таращились на неведомых чудовищ с закрытыми стеклом лицами.
— Так, промашка, — сказал бригадир и осмотрелся, чтобы удостовериться — спрятаться здесь было негде. — У тебя шоколадка осталась?
— Половинка, босс…
— Давай сюда.
Солдат расстегнул поясной бокс для сухого пайка и достал половинку большой шоколадки.
Бригадир взял ее, разломил на три части и протянул детям.
— Налетай, братва, подешевело!
Но дети лишь попятились дальше в угол.
— Эх, вы, варвары! — сказал Чумаченко, распрямляясь. — Мы ж представители цивилизации, понимаете? Это у вас сортир на улице, а мы-то в полном порядке…
Он ссыпал шоколад на подоконник и вышел. Солдат последовал за ним.
В большой комнате ничего не изменилось — мужчина стоял под прицелом, женщина всхлипывала у стены, пытаясь прикрыться изорванной солдатами одеждой.
— Переходим в следующий дом! — объявил Чумаченко и направился к выходу.
— Босс, а давай ее с собой возьмем! — попросил один из солдат, забегая бригадиру наперед.
— Зачем, она же старая?
— Босс, для меня… — Солдат перешел на свистящий шепот. — Босс, очень хочу ее, ну просто жуть как хочу…
Сквозь бронестекло были видны его горящие глаза и крупные капли пота на лбу.
— Правила ты знаешь, Хмелевский, если в броневике останется место, можешь взять ее с собой.
— Спасибо, босс!
— На здоровье, придурок…
Глава 38
В отсутствие бригадира на улице вовсю шла потеха. Солдаты подбрасывали кур в воздух и палили в них из автоматов, не замечая появления начальника.
— Опять ты за свое, Пергинас, — произнёс бригадир и с ходу ударил хулигана тяжелым кулаком.
Нарушитель врезался в забор и, проломив его, приземлился в каком-то курятнике, а остальные сейчас же разбежались по своим отделениям. Тем временем по улицам к бронетранспортерам уже волокли «товар»: «девиц и молодух до тридцати лет, красивых лицом и фигурой», — как гласила инструкция.
Чтобы «товар» не испортился и не нанес себе повреждений — ссадин, царапин и синяков, каждую жертву этапировали двое солдат.
Каких-то вольностей в отношении «товара» никто себе не позволял, даже отъявленные нарушители дисциплины вроде торчавшего из курятника Пергинаса. Чем выше качество, тем дороже продавался «товар» и тем выше было причитавшееся каждому пехотинцу вознаграждение.
Пока его отделение осматривало следующий дом, бригадир проверял, что за девиц тащат в броневики. Он с ходу забраковал двух из них.
— Ну вы что, инструкций не читаете? — начал кричать он, задирая подол одной из пленниц. — У нее же целлюлит!
И солдаты были вынуждены отпустить жертву.