Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

Железняк поблагодарил и сел. Взгляд его всё время скользил по стене, где были развешаны фотографии. Парень довольно смело разглядывал портреты друзей хозяйки, но, когда дошло дело до большой фотографии в центре стены, он почувствовал неловкость.

На этом фото, снятом лет пять назад, Любовь Максимовна стояла на берегу моря в купальном костюме.

— А это я, — сказала Любовь Максимовна, уловив его взгляд. — Правда, красивая?

— Красивая, — ответил Иван, невольно опуская глаза, И тихо повторил: — Очень красивая.

— Да ты и не смотришь! — воскликнула Матюшина. — Да погляди, не бойся! Мне этот портрет фотограф в Симеизе бесплатно сделал, а копию для витрины оставил, чтобы весь свет любовался.

— Правильно сделал, что оставил, — ответил Железняк. — Я б такое фото не только на витрину, а даже на обложке «Огонька» напечатал!

Матюшина не поняла, насмехается он или восхищается, но задумываться над этим не стала. Она вспомнила про «Огонёк», кроссворд, и весь разговор с Иваном вдруг показался ей совсем неинтересным,

— Ну, Ваня, благодарю тебя за помощь, — вставая, сказала она. — Заходи, когда будешь свободен. Мне всегда приятно с тобой поговорить.

Эти вежливые слова были сказаны холодным тоном, и Иван подумал, что не нужно было сюда приходить. Теперь стена, где висит большое фото, окружённое фотографиями настоящих и бывших друзей Любови Максимовны, всегда будет стоять у него перед глазами. Надо бежать, скорее бежать отсюда, потому что снова хочется говорить резкие и дерзкие слова, хочется дорвать со стены фотографии хорошо выбритых офицеров, которые наверняка бывали тут, в этой комнате, и на мелкие клочки разорвать твёрдую блестящую бумагу.

Иван встал, следя за каждым своим шагом и движением, сдержанно попрощался и вышел. Дверь закрылась, щёлкнул замок. Юноша несколько минут постоял неподвижно, опершись спиною на влажную холодную стену. Сейчас он придёт домой, закроет за собою дверь и навсегда забудет Любовь Максимовну.

Внизу скрипнула дверь. Кто-то поднимался. Иван постоял, потом, когда шаги стали приближаться, постучал к себе. В это мгновение из-за поворота лестницы вышел знакомый доктор, взглянул на Железняка и сказал:

— О, вы меня ждёте!

— Вас? Почему? — удивился Железняк.

— Как почему? — Доктор остановился, не дойдя несколько ступенек до площадки, и обеспокоенно снизу вверх посмотрел на юношу. — Меня вызывали, учительница из школы звонила. Кто из ваших родных болен?

— Не знаю. Утром все были здоровы.

В это время дверь открылась, и выглянуло взволнованное, побледневшее личико Христины.

— Ой, товарищ доктор, как хорошо, что вы пришли! Скорее, пожалуйста, он совсем задыхается!

— Кто?! — вскрикнул Иван.

— Андрейка!

— Что с ним?

— Не знаю.

Иван стремительно вбежал в комнату и остановился около кровати Андрейки. Мальчик лежал навзничь, ярко-синие глаза его подкатились под лоб, а маленькое посиневшее личико выражало такую муку, такую напряжённую борьбу за жизнь, что страшно было смотреть»

В комнату, уже вымыв руки, вошёл доктор. Молчаливый, спокойный, даже слишком спокойный, как показалось Ивану. Это тот самый доктор, который не мог спасти маму, должно быть, не смог или забыл что-нибудь сделать, а может быть, не дал каких-то дорогах или редких лекарств… Нельзя верить такому доктору, нельзя!

Иван хотел крикнуть, выгнать его вон, попросить, чтобы прислали другого, но, глядя, как уверенно подошёл доктор к маленькому больному, опомнился, только сжал кулаки и стал около стены.

— Когда это с ним случилось? — спросил доктор.

— Утром пошёл в школу, — дрожащим голосом ответила Марина, — только небольшой жар был, а оттуда его уже привезли.

— Он задыхается, — пояснила Христина.

— Дайте чайную ложечку, — попросил доктор.

Быстро и умело он разжал Андрейке щербатые зубёнки, заглянул в горло, покачал головой,

— У него тяжёлая форма дифтерии. Сейчас мы ему немножко поможем, позже я пришлю сестру, она введёт сыворотку и возьмёт мазок на анализ, а завтра отвезём его в больницу. Сегодня, к сожалению, это невозможно.

Говоря это, доктор взял из своего чемоданчика какие-то пакетики, разорвал один из них, вынул небольшую согнутую блестящую трубочку, примерился, словно обдумывая, с какой стороны лучше подойти, снова открыл Андрейке ротик и быстрым движением ввёл трубку ему в горло. Послышался тихий свист, и вдруг всё тело мальчика, сведённое судорогами, обмякло, будто освободилось от непосильной тяжести, он дышал всё глубже, всё быстрее, словно боялся снова лишиться животворного воздуха. Через минуту он открыл глаза и испуганно взглянул на доктора, на Ивана, на сестёр.

— Я не хочу в больницу, — сказал он глухим, сиплым голоском. — Я никуда не поеду,

— Глупости! — сказал доктор. — Мы там тебя вылечим очень быстро, а тут от тебя могут все заразиться. Через две недели, а может, и раньше, снова будешь то лужам бегать. Признавайся: ведь бегал по лужам?

— Бегал, — ответил за брата Иван.