Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

Старуха опустила руку в карман своей широченной чёрной юбки и вытащила толстую пачку денег.

— Смотри, сыночек, прислал мне мой племянничек с Дальнего Востока пособьице. У них там денег куры не клюют. Так у меня просьба: отнеси их в сберегательную кассу и положи на своё имя, пусть себе лежат, а когда мне надо будет, то возьмёшь и отдашь. Я тебе, как себе самой, доверяю. Разрази меня гром небесный, если я про тебя хоть раз плохо подумала!

— Много денег?

— Да нет, мелкое дело. Восемь тысяч рублей. Там у них, на Дальнем Востоке, даже поговорку сложили: «Тысяча вёрст не конец, сто рублей не деньги». Давненько он меня не вспоминал, а тут, гляди, через одного знакомого человечка переслал подарочек.

— А сами почему в сберегательную кассу не сдадите?

— Могу, сыночек, могу и я отнести, да там как начнут гадать: откуда у старухи такие деньги? Это же тебе не Дальний Восток, у нас и сотня капитал. А если ты придёшь, то с тебя и спроса нет. Все знают, знаменитый слесарь, мог и больше заработать, известно — золотые руки.

Сидоренко задумался. В существование дальневосточного племянника он, конечно, не поверил. Пришли эти деньги к бабке Анастасии тёмным путём, и она хочет сберечь их, спрятавшись за его имя. Это ясно. Нет, не будет он пачкать рук, — возьмёшь деньги и запутаешься, как муха в паутине. Пусть чёртова бабка сама своими деньгами распоряжается!

— Иди, сыночек, и возвращайся сразу, отдашь мне книжку, а тогда и на Донец поедешь.

— Никуда я не пойду и денег ваших не возьму, — сказал Кирилл. — Тёмные это деньги. Смотрите, как бы милиция о них не узнала.

— Не тебе, сыночек, мне такие слова говорить, — с достоинством, но всё ещё ласково ответила Анастасия. — «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в неё камень…»

— А что это значит?

— Деньги ничего не расскажут. А вот кровушка на твоей сорочке долго не смывалась. Смотри, чтоб милиция этого запаха не учуяла. Раньше, чем ближнего своего ославить, о себе подумай, сыночек.

Часто крестясь, старуха молитвенно подкатила под лоб глаза и зашептала что-то неразборчиво и гундосо.

Кирилла просто затошнило, так противна была ему в эту минуту подлая святоша.

— Это моя кровь была на рубашке, — вызывающе сказал он.

— Может, и твоя, а может, и внучка моего Ванюши Железняка, — не переставая часто и быстро крестить грудь, продолжала Анастасия Петровна. — Если я скажу, а милиция его спросит, то он уж наверное не смолчит. Не были б мои родственники такие благородные, тебе давно бы в тюрьме сидеть, сыночек.

У Сидоренко невольно сжались кулаки, и бабка заметила это.

— А убивать меня и не думай, сыночек, — продолжала она. — Ты ещё только поселился у меня, а я уже записочку написала, в конверт заклеила и отдала надёжным людям. А в той записочке чёрным по белому написано, что если найдут меня убитой или удушенной или пропаду я без вести, то знайте, что лишил меня жизни мой дорогой постоялец Кирилл Сидоренко. Так что, сыночек, чем зубами скрипеть, лучше бери деньги и иди в сберегательную кассу. А бежать не думай, милиция всё равно поймает, зачем тебе ещё лишних пять лет получать? За Ванюшино калечество тебе больше пяти лет не дадут, а вместе с кражей и все десять не пожалеют. Иди, сыночек, иди, дорогой, мы одной ниточкой связаны, а рука руку моет, и будет всё шито-крыто, и никто про твои подвиги в Калиновке сроду не дознается.

— Интересно, сколько вам лет дадут, когда все ваши дела на свет божий выйдут? — спросил Сидоренко.

— А это уж, сыночек, не твоя печаль. Каждый свою совесть сам оберегает, ты — свою, а бабушка Анастасия — свою. Иди, милый, и возвращайся скорее, ещё на поезд успеешь, на Донец поедешь, купайся, пока свободен, молод и здоров.

Кириллу казалось, что старуха взяла его за горло костлявыми пальцами: захочет — выпустит, даст подышать, а не захочет — задушит.

— Нет, — решительно сказал Кирилл, — не буду я вашими махинациями заниматься. Ясно? Давайте-ка в мире жить, — и вам и мне лучше будет. А сейчас я на Донец еду.

Кирилл вышел из дому, сел в поезд. Настроение было скверное. Непременно надо убираться от этой ведьмы, с ней и в самом деле в тюрьму попадёшь.

В этот будничный день на Донце было безлюдно, и на песчаных косах, которые в воскресенье покрыты загорелыми телами, теперь разгуливали, пересвистываясь, маленькие серые кулички.

Кирилл разделся и лёг, свободно раскинув на песке руки ладонями вверх, весь отдавшись ласковым лучам. Хорошо было так лежать, ни о чём не думая, только чувствуя, как нежно ласкает и голубит тебя солнце.

Неожиданно неподалёку послышался весёлый шум, и десятка два пионеров, даже не чёрных, а сизых от загара, прибежали на берег. Следом за ними вышла девушка в лёгком белом платье, что-то сказала, и пионеры построились как раз на той линии, где вода набегала на белый сыпучий песок.

— В воду марш! — скомандовала девушка.

Вода сразу закипела, столько поднялось брызг и радужной водяной пыли. Девушка-вожатая сбросила лёгонькое платьице и в одном купальнике стала около воды, внимательно наблюдая за своими подопечными: мало ли что может случиться на реке.