Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Не слишком ли поздний час я назначил? Но ведь я взволнован, лицо у меня перекошено, и среди бела дня я выглядел бы просто ужасно.

Я сам отнес письмо в «Викторию» и вернулся к себе.

Как долго тянется ночь, как мучительно медленно ползут часы! Мне необходимо выспаться, отдохнуть, со браться с силами, а я не могу. Встаю я на рассвете. Долго брожу по улицам, потом возвращаюсь домой, ложусь и засыпаю.

Проходят часы. Я просыпаюсь и, едва придя в себя, спешу к телефону. Звоню в гостиницу, спрашиваю, не уехала ли фру Фалькенберг.

- Нет, не уехала.

Слава богу, она не намерена бежать от меня, ведь письмо ей, конечно, передали уже давно. Просто-напрос то вчера я пришел в неудачное время.

Поев, я снова лег, а когда проснулся, было уже за полдень, и я снова бросился к телефону.

- Нет, фру Фалькенберг не уехала. Но ве щ и ее уже уложены. А сама она куда-то отлучилась.

Я наспех одеваюсь, бегу к ратуше и стою т ам, не спуская глаз с подъезда гостиницы. За полчаса входит и выходит немало людей, но ее все нет. Вот уж наконец пять часов, и я подхожу к портье.

- Фру Фалькенберг уехала.

- Как уехала?

- Это вы звонили? Она пришла через минуту после звонка и забрала чемоданы. А вам велела передать письмо.

Я беру письмо и, не распечатывая его, спрашиваю, когда отходит поезд.

- Поезд ушел в пять без четверти, - отвечает пор тье и смотрит на часы.

Стрелки показывают ровно пять.

Дожидаясь на улице, я потерял драгоценные пол часа.

Понурив голову, я сажусь на ступеньку лестницы. Портье не отходит от меня. Он отлично понимает, что эта дама мне вовсе не сестра.

- Я сказал фру, что ей звонил какой-то господин. А она ответила, что у нее нет времени, и попросила передать вам письмо.

- Она уехала одна или вместе с другой дамой?

- Одна.

Я встаю и иду к дверям. На улице я вскрываю, кон верт и читаю:

«Вы не должны более меня преследовать...»

Я равнодушно кладу письмо в карман. В душе моей нет удивления, ведь все это для меня не ново. Женщи на всегда остается женщиной, вот она под влиянием ми нутного порыва написала несколько слов, два из них подчеркнула и поставила многоточие...

У меня остается еще последняя надежда, и я иду на квартиру к фрекен Элисабет; нажимаю кнопку звонка. Я стою, прислушиваясь, у двери, но мне нет ответа, как в пустыне, печальной и дикой.

Фрекен Элисабет уехала час назад.

Сначала я пил вино, потом виски. Я выпил целое море виски. Три недели подряд я пьянствовал и топил свою тоску в бесчувствии. И среди бесчувствия мне вздумалось послать в один бедный домик зеркало в красивой золоченой раме. Там живет девушка по имени Ольга, такая ласковая и крошечная, как птенчик.

Да, видно, нервы мои все еще не в порядке.

А в комнате у меня лежит пила. Собрать я ее не могу, потому что почти весь деревянный каркас остался у пастора. Но теперь я равнодушен к своему изобре тению и нисколько им не дорожу. Милостивые государи неврастеники, мы с вами прескверные люди и, пожалуй, бываем похуже зверей.

Но в один прекрасный день мне опротивеет эта нелепая жизнь, и я снова отправлюсь на какой-нибудь остров.

Странник играет под сурдинку

ВСТУПЛЕНИЕ

Год наверняка будет ягодный. Брусника, голубика, морошка. Правда, ягодами сыт не будешь, что и говорить. Но они радуют сердце и тешат глаз. И если человек томим голодом и жаждой, они могут осве жить его.

Вот о чем я думал вчера вечером.

До того, как поспеют осенние, поздние ягоды, пройдет месяца два, а то и три, мне это хорошо известно. H о не одними ягодами красна земля. Весной и летом ягоды только зацветают; зато есть колокольчики и лядвенец, есть глубокие, безветренные леса, есть тишина и аромат деревьев. Будто дальний шепот речных струй доносится с неба; нет на свете звука более протяжного. И когда дрозд заводит свою песню, одному только богу ведомо, до каких высот поднимается птичий голос; достигнув вершины, голос вдруг отвесно падает вниз, словно алма зом прочерчивая свой путь; и вот уже звучат, снова зву чат на самых низких нотах нежные и сладостные пере ливы. H а взморье кипит своя жизнь, там снуют чисти ки, вороны и крачки; трясогузка вылетела искать корм, она летит ры в ками, размашисто, стремительно, легко, по том садится на изгородь и тоже поет-заливается. А когда солнце близится к закату, гагара уныло выкрикивает свое приветствие с высокогорного озера. Это последняя песня дня. Затем остается только кузнечик. Ну, об этом сказать нечего - глазом его не увидишь, и проку в нем никакого. Притаился и знай себе наканифоливает.

Я сидел и думал, что и лето дарит страннику свои радости, стало быть, незачем дожидаться осени.