Избранные произведения в 2 т. Том 1. Звездный корабль

— Надо убираться, пока полиция не схватила нас. Ваши письма были у Меркатора в кармане, и теперь вас могут обвинить.

Она, словно не слыша меня, повторила:

— Что за пошлые аргументы вы используете, чтобы очернить Питера? Ноул, выслушайте меня и попытайтесь понять! Вы с самого начала составили о нас с Питером неправильное суждение. Он был Фермером, и вы возненавидели его. Однако он очень много работал, чтобы облегчить жизнь в деревнях. Он помог вам, хотя вы и отказываетесь признать это. Сейчас он работает для всех нас, но вы не понимаете этого. Я чувствую, что вы и меня никогда не поймете. Дайте же мне доказать вам, что вы ошибаетесь. Мы с Питером принадлежим к одной из тайных религиозных сект. Вы слышали о культе Воздержания?

Я слышал, конечно, но полагал, что это всего лишь причуда богатых бездельников.

— Приверженцы Воздержания, — продолжала она, — делают все возможное, чтобы дать людям подходящие методы управления рождаемостью. Некоторые из этих методов существуют столетия, но население не использует их, потому что скатилось ниже среднего уровня социального сознания.

— Интересно, а кто явился тому причиной? Джастин, вы забыли, что я умею читать! Я читал исторические книги и знаю, что раньше бедные люди жили лучше, чем сейчас.

— Ну и что? — воскликнула она с отчаянием. — Да, бедные люди жили лучше, но они согнулись под собственной тяжестью! Фермеры знают, что неправильно эксплуатируют землю, но что они могут сделать?

— Вы хорошо заучили свой урок, — сказал я мрачно.

— Ничего я не заучивала. Я рассказываю вам о сторонниках Воздержания. Мы поклялись воздерживаться от половых сношений и…

— Но это невозможно!

— Мы доказали, что это возможно. К вашему сведению, физическая близость имеет не большее значение, чем стакан самогона. У нас она вызывает глубокое отвращение. Это от нее размножение человечества стало неуправляемым.

Я не удержался от смеха.

— Много же может сделать горсточка таких, как вы!

— Но мы можем! Мы можем убить Президента и начать мировую войну. Это единственный шанс разорвать порочный круг. Ноул, поймите! Человеческая жизнь больше не является неприкосновенной. Мы находимся в том историческом периоде, где жизнь — богохульство, а любовь — извращение! Весь мир — трагедия! Подумайте о городах, в которых вы жили. Вспомните ту чернь, которая в них обитает, отделенная от земли и от всего прекрасного. Ведь это же невежественные и суеверные рабы! Вспомните, на что похожа работа на земле. Вы ползали по полю, как по поверхности Марса. Не должна ли система, допустившая такое, превратиться в прах?

Мы молча смотрели друг на друга. Я не помню своих мыслей, помню только, что дрожал. Джастин налила мне кофе из своей вакуумной фляжки.

— Подумайте о нищете собственной жизни, Ноул. О грехах, о болезнях, обо всем остальном.

Ее тон был сочувствующим, и я не нашелся что ответить.

Выпив кофе, я, наконец, сказал:

— Но если наступит война, кто останется в живых?

Она ласково взглянула на меня, и я впервые увидел, что нахожусь в присутствии женщины, которая писала любовные письма.

— Люди подготовлены к тому, чтобы выжить, — сказала она. — Они выживут. Я имею в виду тех, кто даже в эти зловещие годы имел мужество жить своей независимой жизнью. Вы ведь знаете о Странниках.

— Да, знаю.

Она села. Я медленно опустился рядом. Она положила руку на мое колено, которое безвольно замерло, словно на него опустили непосильную тяжесть.

— Мы не убийцы, Ноул, — сказала она. — Мы повивальные бабки. Наступит новый образ жизни. И чем скорее уйдет старый, тем лучше.

Она дала мне винтовку, и я услышал, как шумят внизу люди, собравшиеся на площади. Голоса, равнодушные к ужасам мира, то усиливались, то затихали. Не обращая внимания на ворчание своего пустого желудка, я взял винтовку и пополз к ближайшей оконной щели.

Слюнное дерево

— Знаешь, я много думал о четвертом измерении, — заявил светловолосый молодой человек с подобающей серьезностью в голосе.

— Хм, — произнес его товарищ, уставившись в ночное небо.

— В наши дни появилась куча доказательств его существования. Тебе не кажется, что отблески этого можно уловить в рисунках Обри Бердсли?

— Хм, — сказал его товарищ.

* * *

Они стояли на высоком холме к востоку от сонного городишки Коттерсайд, наблюдая за звездами и поеживаясь от холодного февральского воздуха. Оба были молодыми людьми, по 20 лет каждому. Того, которого занимали проблемы четвертого измерения, звали Брюс Фокс; он был высоким, светловолосым и работал младшим клерком в юридической фирме «Пренлегест и Тоуг». Другой, удостоивший нас одним или двумя «хм», носил имя Грегори Роллс. Он был высок и темноволос, с серыми глазами на приятном интеллигентном лице. Он и Фокс были склонны к непредвзятому мышлению, выделяясь тем самым, хотя бы только в собственных глазах, среди иных жителей Коттерсайда в эти последние годы XIX века.

— Вон еще один! — воскликнул Грегори, вырываясь наконец из сферы междометий. Он указал на созвездие Возничего. Метеор чиркнул по небу, будто сбежавшая из Млечного Пути искорка, и растворился в воздухе.