Избранные произведения в двух томах (том первый)

– Художник. Бывал у Бурцевых еще до войны. Военные годы провел в Астрахани. Часто навещал дом на улице Ногина, когда приехала Рина и стала распоряжаться коллекцией… У него были Шишкин, Крыжицкий, Крачковский… Федотова как-то показывал здесь… Много других вещей было от Бурцевых: он их хороший знакомый. Как будто разошлось все это по частным коллекциям – в Москве и в Поволжье…

Дневник Лейкина? Еще недавно его видели в Астрахани в руках этого… Гены Гендлина! Говорил кто-то, что там есть упоминания про Чехова.

Токареву запомнилось: дочь Бурцевой говорила, что имущество их хранится не только на улице Ногина, но и в других местах. Где? Обо всем этом мог знать Алексей Архипов, который первым тогда прибежал в галерею. Можно ему написать: он в Казани, в художественном училище. Только проще побывать на квартире, где жили Бурцевы, поговорить с Полиной Петровной Горшеневой – хозяйкой. Она в Хлебпищеторге работает. Там разговаривать неловко, а лучше домой…

Я к ней уже заходил – никак не застану. «А вы приходите, как встанете,- говорят.-Хоть в половине шестого, хоть в пять. Она товар принимает. Уходит – темно на дворе».

И вот наконец я на чердаке этого дома – чердаке, который старался представить себе в продолжение долгих месяцев,-у входа в светелку с окошечком, с выструганным добела полом, где когда-то стояла корзина. Беседуем с Полиной Петровной – хозяйкой,- и оба невеселы.

– Здесь у них все и было… Я уже слыхала про вас: мальчонка соседский тут прибегал. «У вас, говорит, на подловке ценности сколько лежало, а вы не устерегли. Писатель – из Москвы – приходил, велел сдавать тетрадки писателей или письма, что есть…» Вы мне скажите,- она ждет от меня оправдания,- могла я знать, что сложено тут у Рины? Как я стану вещи ее проверять? Чужое. Мне не доверено. Три года лежало – не трогали. И после не стали брать.

Я ее понимаю!

Рассказывает: Рина приехала тогда – каждый день поднималась сюда, разбирала, приводила с собой компанию.

– Бумаги у них так и веяли… Прощалась – наказывала: «Если кто от меня заходить будет – пускайте, это свои, для них тут отложено». После являются: «Рина про нас говорила?» – «Идите». Потом, уже когда остатки остались,- пожарник: «Чья бумага?» – «Жильцов старых».- «Оштрафовать бы вас разок для порядка! Хорошо не сгорели!» – Смел в кучу да на сугроб…

Кажется, лучше родиться глухим, чем слышать такое!

НАХОДКА

Подымаюсь по лестнице в номер. На площадке гостиницы, возле дежурной, дожидается знакомец по Дворцу пионеров, лет десяти.

– Хотите, я вас сведу к одному? У него картины с улицы Ногина куплены.

Повел.

Пришли в мастерскую художника. На мольберте большая, еще не законченная работа – астраханская степь, отара овец, чабаны… Трудится над полотном, как потом выяснилось, тот самый военный Володя, имя которого упомянула однажды Рина. Его фамилия – Вовченко.

– Вот у него есть картины, какие, вы говорили, пропали на подловке,- зашептал мой вожатый. Художник обернулся мгновенно.

– Какие тебе картины?… Вам что? – и поглядывает то на меня, то на мальчика недоуменно и даже недружелюбно.- Чего тебе надо здесь? Ну-ка, сыпься!

– Я с писателем,- пролепетал мой наставник.

– С каким писателем? – И уже помягче: – Это что, вы?

Я назвался, разъяснил причину и обстоятельства. Вовченко заулыбался, сразу же проявив жаркую готовность помочь.

– Рисунков я тогда накупил довольно. Мне попались работы не больно-то интересные, но коллекция раньше была-оёёй! Фото, письма, альбомы, книжки в переплетах роскошных… Там до меня народу перебывало порядком. Самое ценное в то время уже ушло, растеклось по частным каналам. Дочка владелицы, Рина, приехала ликвидировать имущество, которое здесь оставалось. В Куйбышев, говорили, попало кое-что, в Казань… Корзину? Видел! Багажная, приличных размеров!

Пригласил меня к себе на квартиру. Помощника моего подергал легонько за ухо:

– Тебя за «языком» посылать…

Дома, на улице Пушкина, вынес целую стопу карандашных рисунков и акварелей: Прянишников, Маковский, Мясоедов, Вахрамеев, Зичи, Григорьев… Наряду с этим много работ малоизвестных художников начала нашего века и просто ремесленные картинки – карикатуры, иллюстрации к дешевым изданиям, оригиналы поздравительных открыток… Как уже было сказано, Бурцев собирал все!…

И вдруг! Среди этих наклеенных на пыльные паспарту рисунков несколько альбомных листков: переплет оторван, начала и конца нет, по обращениям можно понять, что принадлежал этот альбом в свое время известному переводчику В. В. Уманову-Каплуновскому… 1909 год… Запись литератора Тенеромо… Высокопарное изречение об эмансипации женщин – подпись Н. Б. Нордман-Северовой, жены И. Е. Репина… И запись самого Репина! Страничка, на которой изложен взгляд его на искусство!

»1909

23 июля.

Куоккала.

Модные эстетики полагают, что в живописи главное – краски, что краски составляют душу живописи. Это не верно. Душа живописи – идея. Форма – ее тело. Краски – кровь. Рисунок – нервы.

Гармония – поэзия дают жизнь искусству - бессмертную душу.