Анджела Делласандро подождала, пока представится возможность, и сказала Гарри, что он необычайно хорошо выглядит. К тому времени она уже пропустила несколько стаканчиков «манхэттена». И еще она добавила, что Эд Гамбини ее беспокоит. Гарри успокоил ее, и она отошла.
— Она права, — сказала Лесли. — Ему лучше быть подальше от проекта, но, пока он приспособится, это будет неприятный период.
— Нет, — возразил Гарри. — Он нашел своих инопланетян, и, думаю, сейчас он удовлетворен. С ним все будет в порядке.
— Надеюсь. — Лесли задумалась, Гарри даже сказал бы — забылась. — Ты веришь в волшебство, Гарри?
Он вроде бы догадался, какого ответа она ждет, но все равно покачал головой и попытался сбить торжественность момента.
— Нет. Единственная настоящая магия — это пиар.
Она усмехнулась — той лукавой улыбкой, от которой ее лицо преображалось. Потом улыбка исчезла, будто ее и не было, сменившись выражением иным — стоическим, что ли.
— У нас в руках было королевское прикосновение, Гарри, — сказала она. — И мы его выпустили из рук.
— Королевское прикосновение? — нахмурился Гарри. Что-то такое вспоминалось. Ах да, считалось когда-то, что монарх может исцелять недуги простым возложением рук. — Да, думаю, что так.
Она придвинулась к нему в объятия.
— Мне жаль, что я не сделала копий в первый же день и не разослала по свету. — Слишком она, наверное, много выпила или слишком разозлилась. Как бы там ни было, голос ее прозвучал так громко, что к ней обернулись все. — Теперь, увидев больного церебральным параличом или рассеянным склерозом, — сказала она слушателям, — или глухого или слепого, мы будем вспоминать, что в руках у нас было лекарство. А мы стояли и смотрели, как его хоронят.
Гарри всколыхнулся:
— Послушай, мы же сделали все, что могли.
— Милый, этого было мало. — Она вытерла глаза. — Но я не удивлюсь, если наши политики начнут жить необычайно долго.
— Но ты же не всерьез говоришь? — спросил Гарри.
— А что? Я бы лично против такого соблазна не устояла. А ты?
На Гарри волной нахлынуло чувство вины. Лесли пристально на него смотрела, будто знала про полученную им инъекцию. Но она прервала неловкое молчание.
— Гарри, — сказала она, — можно попросить тебя отвезти меня домой? Я слишком пьяна, чтобы вести машину.
Гамбини забылся сном и во сне лез по холму вверх, но вершина не приближалась. Там, на гребне, была скамейка, место, где можно отдохнуть и заглянуть на ту сторону^ но почва осыпалась под ногами, он терял равновесие и сползал по склону вниз. Сердце бешено колотилось, и вдруг гряда холмов мелькнула и исчезла. Гамбини лежал, изогнувшись, на простынях, глядя на сгустившуюся над головой тьму, которая казалась живой. Спальню наполнял рев моря.
Сердце все еще бешено колотилось, стучало изнутри в ребра, угрожая взорваться. Гамбини лежал неподвижно, пытаясь успокоить его усилием воли. Он просто слышал, как ритм сердца сливается с ритмом прибоя.
У него раньше уже бывали сердечные явления — приступы аритмии, ничего серьезного, если слова «ничего серьезного» могут относиться к чему-то, касающемуся сердца. Но сейчас сердце распухало и росло, и Гамбини понял, что это — сердечный приступ. Он нашарил рукой телефон, снял трубку и набрал девять-один-один.
— Сердечный приступ, — сказал он мужскому голосу на том конце. — Мне кажется.
Он назвал имя и адрес, и голос его заверил, что помощь уже в пути.
— Не вешайте трубку, — предупредил голос.
— О'кей.
— Вы в кровати? — Да.
— Есть у вас под рукой аспирин?
— В аптечке. В ванной.
— Ладно, не надо. Сесть можете?
— Не знаю.
— Попробуйте.
Зрение стало затемняться с краев.
— Не выходит, — сказал он в телефон.
Ответа не услышал. Ему подумалось, что пришло время умирать, и это оказалось совсем не так страшно, как он всегда думал. Если где-то там ведется учет, то ему ничего не грозит. Он никогда не пытался нанести кому-нибудь вред. Всегда с добром относился к собакам и тупицам.
И он улыбнулся почти последней своей сознательной мысли.
Мэлони и Харли искренне считают, что поступают правильно.
Интересно, что еще могло содержаться в передаче.