Избранные произведения в одном томе

— По-моему, нет. Так, пара синяков будет. А какое сегодня число?

— А? Число? Сегодня первое воскресенье мая. Третье мая, по-моему. Так, Дженни?

— Да, милый.

— Слушайте, — сказал я торопливо, — я сильно ушиб голову. Наверное, я потерял ориентировку. Какое сегодня число? Только полностью — месяц и год?

— Что?

Мне бы лучше было помалкивать, пока я не узнаю год сам — из газеты или с настенного календаря. Но я больше не в силах был ждать: я должен был узнать это немедленно.

— Какой год?!

— Крепко тебя, браток, тряхнуло. Семидесятый.

Он опять уставился на мою одежду.

Облегчение мое было безмерным. Получилось! Я попал куда следует! Я не опоздал!

— Спасибо, — сказал я. — Огромное вам спасибо. Вы даже не представляете… — Он все еще смотрел на меня так, словно решал, не пора ли вызвать подкрепление, и я поспешил добавить: — У меня бывают внезапные приступы потери памяти. Однажды я так потерял… целых пять лет.

— Я думаю, это очень неприятно, — процедил он. — Теперь вам лучше? На вопросы отвечать можете?

— Ну что ты пристал к человеку, милый? — ласково сказала она. — По-моему, он славный. Наверное, он просто ушибся.

— Посмотрим. Ну?

— Вроде бы сейчас я себя чувствую прилично. Но буквально минуту назад у меня еще все путалось.

— О’кей. Как вы сюда попали? И почему вы так странно одеты?

— Честно говоря, я не совсем представляю, как я сюда попал. И уж точно не знаю, куда я попал. Эти приступы налетают так внезапно… А что касается моей одежды — можно сказать, что это просто некоторое чудачество. Ну… ну вот, скажем, вы тоже необычно одеты. Точнее, раздеты.

Он посмотрел на меня и ухмыльнулся.

— Да уж, при определенных обстоятельствах, наверное, наша одежда — точнее, ее отсутствие — тоже вызвала бы вопросы. Но мы предпочитаем, чтобы оправдывались незваные гости. Видите ли, вы здесь — чужой, одетый или раздетый. А вот мы — свои, независимо от одежды. Вы попали на территорию денверского клуба нудистов.

Джон и Дженни Саттон оказались современными, невозмутимыми, дружелюбными людьми. Джона явно не удовлетворили мои скользкие объяснения. По-моему, он хотел устроить мне перекрестный допрос, но Дженни удержала. Я крепко держался за свою байку про «приступы амнезии» и утверждал, будто бы последнее, что я помню, — вчерашний вечер, когда я был в Денвере, в Нью-Браун-Пэлас. Наконец он сказал:

— Ну что ж, все это очень интересно, просто увлекательно. Я думаю, кто-нибудь из наших, кто едет в Боулдер, захватит вас, а оттуда вы доберетесь до Денвера на автобусе. — Он опять глянул на меня. — Но если я приведу вас в клуб, то все это будет чертовски подозрительно.

Я оглядел свой костюм. Я испытывал неловкость от того, что я был одет, а они — нет. Я имею в виду, что не они, а именно я чувствовал себя не в своей тарелке.

— Джон, если я разденусь, это упростит проблему? — Такая перспектива меня не смущала. В нудистских клубах я раньше не бывал, — чего мне там делать? — но мы с Чаком пару раз ездили на выходные в Санта-Барбара, а на пляже кожа кажется естественной, а одежда — нет.

Он кивнул.

— Безусловно.

— Дорогой, — сказала Дженни, — а ведь он может быть нашим гостем.

— Хм-м… пожалуй. Любимая, ты, наверное, греби к людям. А там побеседуй, дай понять, что мы ждем гостя из… откуда лучше сказать, Дэнни?

— Хм, из Калифорнии. Из Лос-Анджелеса. Я действительно оттуда. — Я чуть не брякнул «Большой Лос-Анджелес» и понял, что придется следить за собой: кино опять «кино», а не «завлекино»…

— Ага, из Лос-Анджелеса. Дэнни из Лос-Анджелеса — этого вполне достаточно. Мы зовем друг друга только по имени. Так что, милая, распусти слух, что мы ждем гостей. Да с таким видом, словно уже предупреждала об этом. А через полчаса скажи, что идешь к воротам встречать нас. И приходи сюда. Не забудь прихватить мою сумку.

— Сумку, милый? Зачем?

— Спрятать этот маскарадный костюм. Даже для чудаков вроде Дэнни он выглядит… необычно.

Я встал и пошел за кусты — Дженни ушла, и предлога уйти в раздевалку у меня не было. А за кусты прятаться пришлось: не мог же я раздеться на виду у Джона, демонстрируя, что у меня вокруг талии обернуто золото на двадцать тысяч долларов (в семидесятом цена золота была где-то около шестидесяти долларов за унцию). Снял я это богатство быстро: вместо корсета я сделал из золота пояс, который было гораздо легче снимать и надевать при мытье — впереди я приделал шнурки для крепления.

Сняв одежду и пояс, я завернул золото в тряпки и попытался сделать вид, будто моя одежда весит ровно столько, сколько она должна весить. Джон посмотрел на сверток, но промолчал. Он предложил мне сигарету — пачка сигарет была у него прикреплена к лодыжке. Сигареты оказались такого сорта, который я уже и не мечтал когда-нибудь еще попробовать.

Я помахал ею в воздухе, но она не зажглась. Джон дал мне прикурить.

— Ну, — тихо сказал он, — теперь мы одни. Ты ничего не хочешь мне сказать? Мне ведь придется поручиться за тебя в клубе, и я, по крайней мере, имею право убедиться, что от тебя не будет неприятностей.

Я сделал затяжку: вкус был грубый, я отвык от таких сигарет.