Избранные произведения в одном томе

Была она юной, была она чистой,Глаза-бирюза, голосок серебристый,О, бедная Белла!Ясным солнышком нежный румянец светил,Но в кудрявой головке лишь ветер кружил,И однажды с пути ее доброго сбилПодлый, злой, бессердечный изменщик.Так была молода, не взяла она в толк,

Что коварны мужчины и путь наш жесток,О, бедная Белла!«Мой любимый, — смеялась она, — не такой,Он признает дитя, буду верной женой».Завладел ее сердцем и светлой душойПодлый, злой, бессердечный изменщик.Она к милому в дом, а трусливый шакалУж мешок на плечо и далече удрал,

О, бедная Белла!Из поместья прогнали ее тот же час:«Для распутных служанок нет места у нас».Ей оставил лишь горе да слезы из глазПодлый, злой, бессердечный изменщик.И бродила всю ночь у холодной реки,И никто не узнал ее черной тоски,О, бедная Белла!

Утро раннее сушит на камне росу,Горе, горе! Несчастную Беллу несут.Погубил ее жизнь и младую красуПодлый, злой, бессердечный изменщик.Так-то, знай, что, как юные дни ни лихи,Отольются бедою и болью грехи,О, бедная Белла!Тихий снег на сырую могилу летел,

Говорили мужчины: «Таков наш удел»,А хор женщин печальных угрюмо пропел:«Все вы, парни, ублюдки паршивые!»Сочинено, надо полагать, женщиной.

Фред и Вильям, исполнители этой баллады, представляли собой тот сорт отпетых прохиндеев, из-за которых у бродяг дурная слава. Узнав случайно, что в торчке Кромли собран запас старой одежды для раздачи вконец оборванным гостям, ребята на подходе к торчку сняли башмаки, кое-где распороли швы, частично отодрали подошвы и потом заявились с просьбой о помощи. При виде их драных подметок бродяг-майор выдал две пары почти новой обуви, наутро сразу же, чуть ли не возле выхода проданной за шиллинг и девять пенсов. За такие гроши привести практически в негодность свои хорошие ботинки парням казалось дельцем стоящим.

Из торчка все мы длинным унылым караваном побрели на юг, в сторону Нижнего Бинфилда и Айд-Хилла. По дороге случилась драка: двое вдруг поссорились (глупейший casus belli[121] состоял в том, что один сказал другому «больше жри», а тому послышалось «большевик» — смертельное оскорбление) и схватились посреди поля. Около дюжины зрителей остались наблюдать. В память мне врезалась деталь — поверженный противник падает и слетевшая кепка обнажает белизну совершенно седой шевелюры. Потом кто-то из нас вмешался, драку прекратили. Падди тем временем провел дознание, выяснив в итоге, что истинной причиной ссоры был как всегда дележ убогих крох съестного.

В Нижний Бинфилд мы прибыли совсем рано; чтобы занять время Падди отправился по дворам в поиске работенки. У одной задней двери ему наконец велели разобрать ящики на дрова, он в качестве необходимого помощника привел меня, и мы вдвоем все сделали. Тогда хозяин распорядился напоить нас чаем. Не забуду, с каким испуганным видом служанка вынесла поднос и, обомлев на полпути от страха, поставив чай наш прямо на дорожку, бросилась обратно в дом скорей закрыться. Такой ужас внушает само слово «бродяга». Получив за работу по шесть пенсов, мы купили трехпенсовый каравай и пол-унции табака, пять пенсов оставили про запас.