— Ого! Да ты у нас просто ветеран! — сказал Джихейт, торговец, ушедший на покой, и, наклонившись к мальчику, постучал по трехконечной птертобойке, висевшей среди вооружения Хэлли рядом с обычными крестовинами.
— Баллинская, — гордо ответил Хэлли и погладил отполированное и богато украшенное дерево оружия, подаренного Далакоттом год назад. — Она летает дальше остальных, бьет на тридцать ярдов. У гефов такие же. У гефов и циссорцев.
Мужчины оценили познания Хэлли снисходительными улыбками.
Для защиты от птерты с древнейших времен все нации Мира применяли метательные снаряды разной формы, но время отобрало самые эффективные.
Загадочные шары подбирались к человеку и лопались легко, как мыльные пузыри. Но до этого они демонстрировали поразительную эластичность. Снаряд, стрела и даже копье проходили сквозь птерту, не причинив ей вреда. Шар только вздрагивал, и отверстие в прозрачной оболочке мгновенно затягивалось.
Лишь динамичный вращающийся снаряд мог разорвать птерту и рассеять в воздухе ее ядовитую пыль.
Очень хорошо убивали птерту боло, но они слишком много весили, и метать их было трудно, а деревянный бумеранг с несколькими лезвиями был плоским, легким, портативным. Далакотт всегда удивлялся, как даже самые неразвитые племена усвоили, что если сделать у каждого лезвия один край острый, а другой закругленный, то получится оружие, которое держится в воздухе точно птица и летит намного дальше обычного метательного снаряда.
Наверно, это свойство казалось баллинцам волшебством. Во всяком случае, они мастерили свои птертобойки очень старательно и даже покрывали их резьбой. Прагматичные колкорронцы делали массовое оружие одноразового применения. Оно состояло из двух прямых деталей, склеенных посередине крест-накрест.
Зеленые поля и сады Клинтердена постепенно остались позади; экипаж подъезжал к подножию горы Фарот. Наконец дорога кончилась, и они въехали на покрытую травой площадку. Дальше начинался крутой подъем, уходящий в облака тумана, который еще не рассеялся под лучами солнца. Карета со скрипом остановилась.
— Ну, вот мы и приехали, — добродушно сказал мальчику Джихейт. — Мне не терпится посмотреть, как себя покажет твоя красивая птертобойка. Тридцать ярдов, говоришь?
Тесаро, цветущего вида банкир, нахмурился и покачал головой.
— Не заводи мальчика. Слишком рано метать не следует.
— Думаю, вы убедитесь, что он и сам знает, как надо, — сказал Далакотт. Они с Хэлли вышли из экипажа и огляделись. Купол неба сверкал перламутром, который над головой переходил в бледно-голубой. Звезд не было видно совсем, и даже видимая часть огромного диска Верхнего Мира казалась бледной и призрачной. Семья сына жила в провинции Кейл, а в этих широтах Верхний Мир заметно смещен к северу. Климат здесь был более умеренный, чем в экваториальном Колкорроне, поэтому, да еще из-за более короткой малой ночи, эта провинция считалась одним из лучших в империи аграрных районов.
— Птерты полно, — заметил Джихейт и показал вверх. Там, высоко в воздушных потоках, скатывающихся с горы, виднелись дрейфующие пурпурные кружочки.
— В последнее время ее всегда полно, — прокомментировал третий свидетель Ондобиртр. — Клянусь, птерты становится все больше, что бы там ни говорили. Я слышал, недавно несколько штук проникли даже в центр Ро-Бакканта.
Джихейт энергично помотал головой.
— Они не залетают в города.
— Я только повторяю, что слышал.
— Ты, друг, слишком доверчив и слушаешь слишком много всякого вздора.
— Хватит пререкаться, — вставил Тесаро. — У нас есть дела поважнее. — Он открыл холщовый мешок и отсчитал по шесть птертобоек — Далакотту и остальным мужчинам.
— Они тебе не понадобятся, дедушка, — обиженно сказал Хэлли. — Я не промахнусь.
— Знаю, Хэлли, но так полагается. Кроме того, кое-кому из нас, возможно, тоже не мешает попрактиковаться. — Далакотт обнял мальчика за плечи и пошел с ним к началу тропинки, вьющейся между двумя высокими сетками.
Сетки эти служили для отделения небольшого числа птерт. Они образовывали коридор, который пересекал площадку, взбирался на склон и исчезал наверху в тумане. У шаров оставалась возможность улететь в любой момент, но всегда находилось несколько штук, которые следовали по коридору до конца, словно были живыми существами, не лишенными любопытства.
Вот такие причуды птерты и приводили многих людей к мысли, что шары отчасти разумны, хотя Далакотт никогда этому не верил: ведь у птерты внутри не было никакой структуры.
— Я готов, дедушка, можешь оставить меня, — сказал Хэлли.
— Хорошо, молодой человек. — Далакотт отошел на дюжину шагов и встал в одну шеренгу с мужчинами. Он вдруг осознал, что его внук уже не тот маленький мальчик, который сегодня утром играл в саду. Хэлли шел на испытание с достоинством и мужеством взрослого. До Далакотта дошло, что он не понял Конну, когда за завтраком пытался ее ободрить. Она была права — ребенок больше не вернется к ней. Это открытие Далакотт решил ночью записать в дневник. У солдатских жен свои испытания, и враг им — само время.
— Я так и знал, что долго ждать не придется, — прошептал Ондобиртр.