Избранные произведения в одном томе

Надеясь произвести впечатление на Лейна, Толлер наугад открыл книгу и начал читать. Из-за незнакомого написания некоторых слов и старинных грамматических конструкций текст казался несколько невнятным, но он упорно читал, водя рукой по абзацам. К его разочарованию, там писали больше о политике, чем о полетах. Ему уже начало надоедать это занятие, когда на глаза попалось упоминание о птерте: «…И далеко по левую руку от нас поднимались розовые шары птерты».

Толлер нахмурился и несколько раз провел пальцем по прилагательному.

— Лейн, тут сказано, что птерты розовые. Лейн не поднял глаз.

— Ты, наверно, неправильно прочел, там должно быть «пурпурные».

— Нет, написано — розовые.

— В субъективных описаниях допустимы вольности. И потом, за такое долгое время мог измениться смысл слов.

— Да, но… — Толлер почувствовал разочарование. — Значит, ты не считаешь, что раньше птерта была дру…

— Толлер! — Лейн отбросил ручку. — Не подумай, что я тебе не рад, но скажи, почему ты обосновался в моем кабинете?

— Мы совсем не разговариваем, — смущенно сказал Толлер.

— Вот как? О чем же ты хочешь поговорить?

— Все равно о чем. Может быть, осталось мало… времени. — Толлера осенило. — Ты мог бы рассказать мне о своей работе.

— Толку от этого не будет, ты не поймешь.

— Но все-таки мы бы поговорили. — Толлер встал и положил фолиант на место. Он уже шел к двери, когда Лейн заговорил.

— Прости меня, Толлер, ты совершенно прав. — Он виновато улыбнулся. — Понимаешь, я начал эти исследования больше года назад и хочу закончить их до того, как меня отвлекут другие дела. Но, возможно, это не так уж и важно.

— Наверно, важно, раз ты все время с этим возишься. Я не буду тебе мешать.

— Подожди, не уходи, — быстро сказал Лейн. — Хочешь увидеть одно удивительное явление? Вот, следи! — Он взял маленький деревянный диск, положил его плашмя на лист бумаги и обвел чернилами. Потом сдвинул диск и обвел его так, что новая окружность касалась первой; затем повторил эту процедуру еще раз. В итоге получился ряд из трех соприкасающихся окружностей. Опустив на дальние края ряда по пальцу, он сказал:

— Здесь ровно три диаметра, так?

— Да, — с беспокойством сказал Толлер, не зная, все ли он понял.

— Теперь переходим к удивительному. — Лейн пометил обод диска чернильной черточкой и поставил его на стол вертикально, тщательно совместив черточку с краем чертежа. Бросив взгляд на Толлера, он убедился, что тот внимательно следит за ним, и медленно покатил диск через нарисованные окружности. Черточка на ободе поднялась по плавной кривой и опустилась на дальний край чертежа.

— Демонстрация окончена, — объявил Лейн. — Это часть того, о чем я пишу.

Толлер недоуменно моргнул.

— О том, что окружность колеса равна трем диаметрам?

— О том, что она в точности равна трем диаметрам. Это весьма грубый опыт, но если мы измерим с большей тщательностью, отношение все равно окажется равно трем. Разве этот удивительный факт не поражает тебя?

— С какой стати? — все более недоумевая, сказал Толлер. — Если уж оно так — значит так.

— Да, но почему оно равно точно трем? Из-за этого, а еще из-за того, что у нас двенадцать пальцев, целые области вычислений делаются до смешного простыми. Это какой-то подарок природы!

— Но… ведь так было всегда. Разве может быть иначе?

— Теперь ты приближаешься к теме моего исследования. А что, если существует некое другое… место… где это отношение равно трем с четвертью или, допустим, всего двум с половиной? Собственно, оно может выражаться и вообще иррациональным числом, от которого у математиков разболелись бы головы.

— Некое другое место, — повторил Толлер. — Ты имеешь в виду другую планету? Вроде Дальнего Мира?

— Нет. — Лейн взглянул на Толлера прямо и вместе с тем загадочно. — Я имею в виду иную вселенную, в которой физические законы и постоянные величины отличаются от известных нам.

Толлер вперился взглядом в брата, пытаясь преодолеть выросший между ними барьер.

— Это все очень интересно, — ответил он. — Понятно, почему исследование занимает у тебя так много времени.

Лейн громко рассмеялся и, выйдя из-за стола, обнял Толлера.

— Я люблю тебя, братишка.

— И я тебя люблю.

— Хорошо. Слушай, я хочу, чтобы, когда приедет Леддравор, ты помнил следующее. Я убежденный пацифист, Толлер, и я старательно избегаю насилия. То, что я не могу тягаться с Леддравором, не имеет значения. Я вел бы себя точно так же, если бы поменялся с ним статусом и физической силой. Леддравор и ему подобные — люди прошлого, а мы представляем будущее. Поэтому обещай, что не станешь вмешиваться, как бы Леддравор ни оскорблял меня, и позволишь мне самому вести свои дела.

— Я стал другим человеком, — сказал Толлер, отступив на шаг. — И потом, Леддравор может оказаться в хорошем настроении.

— Дай мне слово, Толлер.