— Приятно узнать, что и для вас существуют пределы возможного. Признаться, заподозрить существование таковых по вашему поведению до сих пор было очень непросто. Итак, вы утверждаете, что сможете оказать мне услугу настолько ценную, что я действительно выплачу вам за неё тысячу фунтов?
— Именно так, сэр.
— Что это за услуга, позвольте спросить?
— Я сделаю лорда Бэрримора посмешищем в глазах всего города.
Сэр Чарльз невольно вздрогнул; на лице его отразилось изумление. Что за дьявольский инстинкт помог этому недоучившемуся студенту нащупать единственную щель в его неуязвимой броне? Где-то в глубине души (но разве мог кто-нибудь знать об этом?) сэр Чарльз готов был отдать не одну тысячу фунтов человеку, который смог бы выставить на посмешище его опаснейшего соперника за первенство в светской иерархии фешенебельного Лондона.
— Ради осуществления этого своего чудесного замысла вы и явились сюда из Оксфорда?
— Нет, сэр. Но прошлой ночью я имел с ним не самую приятную встречу и решил, что должен его проучить. Дело в том, сэр, что прошлый вечер я провёл в Уоксхоллском саду.
— Мне об этом следовало догадаться, — заметил дядя.
— Лорд Бэрримор тоже был там. Его сопровождал некто в костюме священника. В действительности же, как мне объяснили, компаньон его — не кто иной, как Жестянщик Хупер, и он избивает всякого, кто осмелится выступить против хозяина. Так они и прошли вдвоём по центральной аллее, оскорбляя женщин и запугивая мужчин; меня же попросту отпихнули. Я был задет, сэр, — настолько, что едва не разрешил конфликт прямо на месте.
— Вы поступили благоразумно, что сдержались. Хупер — боксёр титулованный, он бы вас сильно отколошматил.
— Может быть. А может быть, и нет.
— Ах, так, значит, к числу ваших неоспоримых достоинств относится ещё и умение драться на кулаках?
Молодой человек добродушно расхохотался:
— Единственным профессором моей alma mater, когда-либо удостаивавшим меня похвалы, сэр, был Уильям Болл. Он более известен как Оксфордский Зверёныш. Думаю, не покажусь очень нескромным, если предположу, что с десяток раундов против этого Хупера я бы продержался. Нет, прошлым вечером я молча проглотил обиду. Поскольку, как мне рассказали, подобные сцены повторяются там постоянно, времени для расплаты достаточно.
— Могу я поинтересоваться, как вы собираетесь действовать?
— Об этом я предпочёл бы пока умолчать. Но цель моя, повторяю, — сделать лорда Бэрримора посмешищем в глазах всего Лондона.
Сэр Чарльз на минуту задумался.
— Скажите, сэр, а почему вы решили, что мне будет приятно, если лорд Бэрримор подвергнется осмеянию?
— Мы в провинции неплохо осведомлены о происходящем в Лондоне. О вашей неприязни к этому человеку пишут все колонки светских слухов и сплетен. Город в своих симпатиях разделён на две равные части. Трудно поверить, что вы очень расстроитесь, если лорда Бэрримора внезапно постигнет публичный конфуз.
— Экий вы резонёр, — улыбнулся сэр Чарльз. — Хорошо, допустим на секунду, что вы правы. Могу ли я получить хотя бы намёк на то, какие средства будут использованы для достижения этой, не скрою, коренной цели?
— Могу сказать только одно, сэр. Есть немало женщин, по отношению к которым этот тип поступил самым неподобающим образом. Знают об этом все. Если одной из таких оскорблённых дамочек удастся публично предъявить лорду Бэрримору свои претензии и проявить при этом определённую настойчивость, его светлость может оказаться в более чем незавидном положении.
— И вы знакомы с такой дамочкой?
— Думаю, да, сэр.
— Ну что же, в таком случае, дорогой Верекер, не вижу причин становиться между лордом Бэрримором и его разгневанной пассией. Вот только будет ли результат оценён тысячью фунтов, обещать не могу.
— Судить об этом вам, сэр.
— И я буду строгим судьёй, племянник.
— Прекрасно, сэр. На иной ответ я и не рассчитывал. Если всё пойдёт по плану, его светлость как минимум год не покажется в Сент-Джеймсе. Могу я снабдить вас инструкциями прямо сейчас?
— Инструкциями?! Что вы хотите этим сказать? Я не желаю иметь ко всему этому ни малейшего отношения.
— Но вы судья, сэр, а значит, должны будете там присутствовать.
— Но никакого участия!
— Никакого, сэр. Я прошу вас быть всего лишь свидетелем.
— Ну хорошо, и какими же инструкциями вы намерены меня снабдить?
— Сегодня вечером, дядя, ровно в девять часов вы прибудете в сад, пройдёте по центральной аллее до статуи Афродиты и сядете на одну из скамеечек, откуда и станете наблюдать за происходящим.
— Прекрасно. Так я и сделаю. Мне начинает казаться, племянник, что род Треджеллисов ещё не растерял всех качеств, какие принесли ему в своё время такую известность.
В тот самый миг, когда часы пробили девять, сэр Чарльз, бросив поводья вознице, сошёл по ступенькам своего высокого жёлтого фаэтона, который развернулся затем, чтобы занять своё место в строю фешенебельных карет, дожидавшихся хозяев.