Избранные произведения в одном томе

На мгновение мне захотелось бросить свой архитектурный пейзаж и запечатлеть этот краткий миг: создания небес и ада стоят бок о бок, не замечая друг друга… во всяком случае, стараясь не замечать. Вся эта сцена словно говорила о чем-то. Не знаю, правда, о чем; но разве можно изобразить ангельское и демоническое создания на одной картине так, чтобы не придать ей некий особый смысл?

С другой стороны, я не получал заказа на дэва и корнугона. Если я начну писать то, что мне вздумается, кто знает, к чему это приведет? Помянув недобрым словом золотые оковы, я вернулся к работе.

— Картину рисуешь, ага? — произнес гнусавый голос у меня за спиной. — Ты что, и вправду собираешься нарисовать все эти завитки? А нельзя их просто как-нибудь обозначить?

Я обернулся и увидел нескладного мальчишку лет восемнадцати, который сидел на корточках и прищурившись разглядывал мой холст. Он был смуглым, как карамель, а его соломенного цвета волосы не скрывали заостренных ушей. Видимо, один из его родителей был человеком, а другой эльфом; и ни одна из сторон не могла гордиться полученным результатом.

— Я тебя знаю? — спросил я, стараясь придать своему голосу как можно более неприязненный тон.

— Иезекия Добродетельный, — ответил паренек, протягивая мне свою костистую руку. Глянув на ящик с красками, он прочел вырезанное на нем имя, — Бритлин Кэвендиш… Рад познакомиться.

— Ты обо мне слышал?

— Не-а. Но в Сигиле я рад любому знакомству; я ведь здесь всего второй день. А ты принадлежишь к какой-нибудь фракции?

Я вздохнул. На моей куртке был ясно виден знак «пяти чувств», символ Общества Чувств. Точно такой же знак был на моем перстне и на крышке ящика. Но, очевидно, они ничего не значили для этого юного Простака.

— Я имею честь быть одним из Сенсатов, — объяснил я. — Мы посвятили себя служению чувствам, при помощи которых пытаемся познать все богатство мультивселенной.

— О, так мой дядюшка Тоби о вас рассказывал, — воскликнул паренек, и глаза его заблестели от возбуждения. — Вы то и дело проводите отвязные вечеринки, верно?

— Неверно. Единственная в жизни отвязная вечеринка обычно исчерпывает нужду в подобного рода опыте. После этого мы переходим к занятиям поизысканней.

— Ого. — Судя по всему, парень понятия не имел, что это могут быть за «занятия». Но вдруг его лицо прояснилось, и он сунул руку в холщовый мешочек, который сжимал в кулаке.

— А свиноягоды ты когда-нибудь пробовал?

— Свиноягоды? — Название заставило меня поморщиться.

Он выудил пригоршню коричневых ягод, размером с небольшую виноградину. Ягоды были сморщенные и помятые, словно по ним ходили коваными сапогами.

— Я захватил их с собой из дома, — сказал паренек, — с моего родного плана. Я ведь здесь не местный. Они, конечно, не очень свежие, но еще вполне ничего.

С этими словами он закинул одну в рот и бодро разжевал.

— Попробуй.

— Да, — согласился я, — пожалуй. — Сенсат никогда не откажется от нового опыта, пусть это всего лишь какой-то неизвестный вид чернослива с Прайма. Если окажется, что ягоды также безвкусны, как их название — свиноягоды! — будет хоть над чем посмеяться на очередном ужине с друзьями Сенсатами.

Разумеется, я не мог просто взять и съесть ягоду, как это сделал мальчишка. В таких делах не стоит спешить. Надо немного подержать ее в руке, почувствовать вес, ощутить пальцами ее поверхность, затем вдохнуть запах и насладиться букетом — легким, сладким ароматом с неуловимым, дразнящим оттенком мускуса. И только после этого медленно и нежно надкусить кожицу… и обнаружить, что мерзкая ягода имеет вкус чистой каменной соли.

Как-то раз я уже отведал каменной соли — это входило в церемонию посвящения в Сенсаты — и как любой из Сенсатов могу вас заверить: одного раза достаточно.

С огромным усилием я проглотил ягоду.

— Ну, и как она тебе? — полюбопытствовал Иезекия.

— Отвратительно.

— О… То есть ничего, да? Ведь как говорит дядюшка Тоби: Сенсаты готов познать все, и хорошее, и плохое.

— Твой дядюшка просто кладезь премудрости, — процедил я сквозь зубы.

— Слушай, — оживился он, — как, по-твоему, эти ягоды найдут спрос у Сенсатов? Я бы хотел поговорить с кем-нибудь из ваших главных, чтобы узнать у них, как можно вступить в ваше Общество.

Я чуть не поперхнулся.

— Ты решил присоединиться к Сенсатам?

— Дядюшка Тоби считает, что мне надо вступить в какую-нибудь фракцию. В Клетке, говорит, надо иметь друзей. Клетка — это он Сигил так называет. Вот я и гуляю тут, болтаю с народом из разных фракций, чтобы побольше о них узнать. А сюда я пришел, чтобы поговорить с Законниками. А здорово у вас в Сигиле говорят — Законник, а не Законовед, как у нас дома. Я, вообще, обожаю, как тут разговаривают: «Закрой трепальник, Простак, или я тебя распишу!». То и дело это слышу. А, кстати, что значит «распишу»?

— Еще немного — и узнаешь, — сказал я сквозь зубы.

— Хотя, — не унимался Иезекия, — я что-то не слышал, чтобы ты использовал эти странные здешние выражения. Ты, наверное, тоже не местный?