Избранные произведения в одном томе

— Жаль. Ну тогда хоть плюнь. Да-да, в лужу… Стой, не так!

— А как? — спросил я.

— Как, как… Всему вас теперь учить надо. Почтительно! С благоговением! Сумеешь?

Час от часу не легче. Я еще раз огляделся. На асфальтовой пешеходной дорожке по-прежнему никого не было, а буйная листва тополей закрывала обзор из окон близлежащих домов. Пожалуй, можно было попытаться благоговейно плюнуть, не прослыв идиотом.

Третья попытка вышла сравнительно удачной, и неведомый голос признал ворчливо:

— Ну вот, совсем другое дело… Жертва принята.

— Какая жертва? — оторопел я.

— Жертва богу, бестолочь! На худой конец нужна хоть какая-нибудь органика. И главное, чтобы почтительно. Голубь нагадит — мне с того проку нет. А люди еще хуже. Денег, что ли, с тебя требовать? Ведь не дашь. Я уже не говорю о гекатомбе. Все вы нынче такие…

— Слушай, а ты вообще кто? — задал я давно созревший вопрос.

Молчание. Наверное, мой собеседник оскорбился. А я, изнывая от любопытства, уже не мог уйти просто так.

Чего ему хочется? Почтительности и благоговения? Ладно, постараюсь. Чего еще? Золота? Черного барана? Белого петуха? Насчет гекатомбы — перебьется, я не на мясокомбинате работаю, а монеткой пожертвую…

Из горсти мелочи, что обнаружилась в кармане, я извлек полтинник (нечего баловать неизвестно кого!) и, приняв вид торжественный, возвысившись, насколько смог, мыслями и духом, уронил подношение в лужу. Подействует или нет?

Подействовало сразу. Середина лужи взбурлила, вздулась горбом и явила миру этакого полупрозрачного мальчика-с-пальчик. Правда, мальчик был изрядно бородат, а, присмотревшись, я узрел, что он еще старше, чем я поначалу подумал. Этакий гомункулус-пенсионер, безуспешно пытающийся принять грозный облик. С полминуты мы молча глядели друг на друга.

— Дожил! — сказал он наконец и безнадежно махнул рукой. — Никто не боится. Громовержец! Лужеплаватель! Плевку рад…

Любопытство продолжало грызть меня, но теперь к нему примешалась некая доза жалости.

— Кто… вы? — повторил я вопрос совсем иным тоном.

— Глухой, да? — накинулся он на меня. — Громовержец я, понял? Зевс, царь богов, владыка Олимпа! Бывший владыка… — Боевой порыв его быстро угас, сменившись вздохами. — Бывший царь. И громовержец, кстати, тоже бывший. Такие дела…

— А теперь вы кто?

— Не видишь, что ли? — обвел он вкруг себя рукой и саркастически засмеялся. — Вот мои владения. Вот эта лужа. Зевс — бог лужи! Смешно?

— Нет, — соврал я.

— Мне тоже не смешно. Лужевладелец, лужезнатец и лужепроходец. Тьфу!

— А если лужа высохнет?

Он вздохнул.

— Обязательно высохнет. Зимой я вообще в спячку впадаю, а летом — так… слегка сублимируюсь. Ты ведь не станешь мне воду таскать, нет?

Это он верно угадал.

— Можно уменьшить испарение пленкой жидкого масла, — предложил я, заметив на поверхности лужи радужные разводы и немного подумав.

— Оливкового? — оживился он.

— Пока что подсолнечного, — сказал я, доставая из сумки пластмассовую бутыль. — Рафинированного. Тоже, кстати, органика.

Я влил в лужу четверть бутыли. Пленка получилась что надо, основательная. Теперь я не посоветовал бы купаться в этой луже никакому воробью.

— Фу, какая гадость! — пробормотал Зевс, но, кажется, брюзжал больше для порядка. — В следующий раз принеси оливкового.

— Яволь, экселенц.

— Издеваешься? — встопорщил он бороду. — Над богом — издеваешься?!

— Ни в коем случае. Сочувствую.

— Что? Прекрати немедленно! Я же все-таки бог, мне это вредно. Кинь-ка лучше еще монетку. Только, чур, благоговейно, а то толку не будет!..

Я выполнил требуемое. Он сразу расцвел, чуть-чуть подрос, приосанился и благосклонно кивнул мне: молодец, мол, делаешь успехи.

— Почему бы вам не поселиться в фонтане? — спросил я. — Туда многие кидают монетки. А реки? Озера всякие, каналы?.. Пруды, наконец?

По тому, как он сразу скривился, я заподозрил, что ляпнул чушь. А ведь верно: насколько я помню читанные в детстве греческие мифы в адаптированном пересказе, каждый порядочный водоем, будь то ручей или пруд, обязательно имел свое божество. Пусть мелкое. Знамо дело: командовать плавунцами да головастиками — не велика должность.

Но все-таки должность.

— Все кресла уже заняты, да? — схохмил я и понял, что попал в точку. Пришлось задобрить Зевса еще тремя монетками, благоговейно булькнувшими в лужу, прежде чем я вновь сумел вызвать его на разговор.