— Что, так плохо? — спросил он чуть погодя. — Сам не справишься?
— Может, справлюсь, а может, и нет. Я не бог.
— Ты инженер, — напомнил мне Рамон.
— Спасибо за ценную информацию…
Рамон хрюкнул и снова замолчал, попыхивая трубкой. Залетевший в ядовитое облако волчий жук закружился, как сумасшедший, истошно зажужжал и пулей дал деру.
— Понимаешь, я никогда не летал на машинах с цереброуправлением, — добавил я. — Я не оправдываюсь, я просто хочу, чтобы ты понял. Тут нужна специальная подготовка. Все посторонние мысли — долой. Полная концентрация. Ты так умеешь? Возможно, тут пригодятся мои упражнения с менторедуктором, а возможно, и нет. Не знаю. Да еще примет ли меня псевдоинтеллект как нового пилота?
— Я-то понимаю, — задумчиво ответил Рамон. — А генерал Фынь?
— А ты иди объясни ему, — огрызнулся я.
— Может, и он это понимает, — сказал Рамон. — Да хоть бы и не понимал, какая разница! Скажи-ка, попытаться захватить платформу с пилотом — это лучший наш шанс или не лучший? А?
— Лучший, — через силу признал я.
— То-то. Тогда о чем мы тут с тобой болтаем? — Рамон встал, избавив меня наконец от клубов токсичного дыма. — Мои ребята почти готовы. Собирайся, через полчаса выступаем…
Из двух возможных тактик — напасть среди ночи на одну из небольших баз землян, разбросанных по всей Тверди, или ловить платформу на «живца» — Рамон избрал вторую. Я не особенно удивился, узнав, что роль «живца» уготована мне и моему катеру. Спросил только, не боится ли он потерять единственного технического специалиста, в ответ на что Рамон заявил мне, что я не единственный. Кто из его головорезов справился бы с управлением летающей платформой, я не знал. Может, тот парень, что вел второй катер. А может, Рамон имел в виду пленного землянина.
Ага… Сначала его еще надо было пленить! Подготовленного земного десантника!
Я знал свою роль и должен был отыграть ее как можно лучше. Разумеется, я был готов приложить к этому все силы и все невеликие лицедейские способности, которыми, впрочем, никогда и не обладал, но предчувствия были поганые. А впрочем, что из ряда вон выходящего могло со мной случиться? Погибну? Эка невидаль — смерть за свободу! Даже почетно. Погибли уже десятки, если не сотни тысяч твердиан, — чем я лучше их? Чуточку успокаивала мысль о том, что я успел позаботиться о Дженни. Боб обещал, что никто ее не тронет, а я пообещал Бобу, что душу из него выну, если с головы Дженни упадет хоть один волосок. О маме я беспокоился сильнее. Один раз я получил от нее весточку: жива, почти здорова, верховодит лагерем беженцев глубоко в джунглях. Настораживало меня это «почти». Да и времени с той единственной весточки прошло уже порядочно.
Оба катера двигались к краю леса под прикрытием сплошного зеленого шатра в полутора-двух метрах над землей. Точнее, где над землей, а где и над водой. Первый катер вел я. Антиграв-генератор гудел от натуги — катер был перегружен. Шесть человек, не считая меня. Плюс оружие. Плюс дополнительное горючее в канистрах. Второй катер был полицейской машиной, нес броню и мог поднять всего пятерых, включая пилота. Плюс тот же груз.
Шесть часов полета — если можно так назвать слалом меж древесных стволов — вымотали меня физически и морально. Я просто-напросто обрадовался, когда начало темнеть, и уже высматривал место посуше для ночлега. Но Рамон отрицательно качнул головой и указал вперед.
— Давай, парень, давай. Жми, твое превосходительство. Совсем немного осталось.
Спорить я не стал. Рамон всегда знал, что говорит. И действительно, не успело стемнеть окончательно, как мой катер едва не выскочил из джунглей на расчищенное место. Здесь кончалась Дикая территория, отсюда начинались поля и пастбища. Впереди в сгущающейся темноте угадывались развалины каких-то построек. Наверное, раньше там была ферма. Кто ее сжег — земляне или сам хозяин, прежде чем уйти в лес? Вряд ли я когда-нибудь узнаю это, да и ни к чему мне знать. Сколько их по всей Тверди, таких вот бывших ферм!
— Садись здесь, — сказал Рамон.
— На открытом месте? С ума сошел?
— Это ты с ума сошел, если думаешь, что я рехнулся. «Здесь» — это в лесу. Тут и заночуем. А утром…
Он не договорил за ненадобностью. Я и без него знал, что будет утром. Бодрости это знание мне не добавляло. Я подозревал, что уснуть мне не удастся. Черт побери, оказывается, я все-таки боялся! Не рассудком, нет. Подлый организм, это скопище мышц, жил, нервов и всяческой требухи, протестовал, во что бы то ни стало требуя от разума продления своего существования. Вот сволочь.
Завтра я мог лишиться жизни гораздо вернее, чем во время скитаний с Джафаром, вернее, чем во время отчаянной перестрелки с разведчиками марциан, и уж подавно вернее, чем в день переворота. И что? Разве я не шел на риск сознательно? Разве не готовил себя к такому повороту событий?
Готовить-то готовил. И знал, что завтра сработаю как надо, не раскисну и не сбегу. А спать все равно не мог.