Избранные произведения в одном томе

Забившись под одеяло, я дрожал всем телом. Со вчерашнего дня температура воздуха упала не меньше чем на десять градусов. Перед сном я догадалося включить в своей комнатушке обогреватель, но от него почти не было толку.

За окном тем временем светало. Впервые с тех пор, как я сюда приехал, я не мог себя заставить вылезти из постели. Обнаружение трупа Аполлин Шапюи и устроенная префектурой блокада преобразили Бомон. За какие-то два дня маленький средиземноморский рай обернулся огромным местом преступления.

Иссякла общительность, настал конец веселым аперитивам, обычному благодушию местных жителей. Жара — и та улетучилась. Теперь всюду царило недоверие. Напряжение усугубил сегодняшний выпуск популярного еженедельника, с первой страницы которого кричал заголовок: «Черные тайны острова Бомон». Как обычно бывает при такой спешке, в материале не было ни слова правды: сплошь непроверенные сведения и откровенная ложь в виде завлекательных подзаголовков. Бомон представал то островом миллионеров, нет, миллиардеров, то логовом неистовых поборников независимости, по сравнению с которыми непреклонные борцы за свободу Корсики выглядели медвежатами из мультика. Гальинари, богачи-итальянцы, чьим принципом было никогда никому не попадаться на глаза, стали героями болезненных фантазий. Можно было подумать, что эта драма разыгралась именно для того, чтобы вся Франция вдруг узнала, что у нее есть этот островок. Журналисты других стран тоже не остались в стороне и со смаком пересказывали самые нелепые слухи. В перекличке прессы факты искажались до неузнаваемости, а потом попадали в жернова социальных сетей, оставлявшие от последних крупиц здравого смысла неприглядную труху, потому что их целью была не истина, а клики и ретвиты. Посредственность праздновала очередную победу.

Думаю, остров сходил с ума еще и из-за этого, а не только из-за страха перед гуляющим на свободе убийцей. Ужасно, когда ваш остров, вашу землю, вашу жизнь простреливают мерзкие информационные прожектора XXI века. Все это нанесло жителям серъезную травму, и каждый, словно мантру, теперь повторял: так, как было раньше, не будет уже никогда.

Помимо прочего, все местные владели какой-нибудь посудиной для выхода в море, кто простой рыбацкой лодкой, а кто и внушительной яхтой, поэтому запрет пользоваться водным транспортом был равносилен домашнему аресту. Полицейские с Большой земли, патрулировавшие порт, воспринимались как захватчики. Это вторжение было тем более трудно вытерпеть, что до сих пор они добились только одного — опозорили жителей Бомона. Впрочем, обыски в немногочисленных ресторанах и барах острова, а также в магазинах с вместительными холодильниками и морозильными камерами не дали никаких оснований предполагать, что следствие находится на верном пути.

Вибрирующий телефон все же заставил меня вылезти из-под одеяла. Протерев глаза, я уставился на экран. Оказалось, что Лоран Лафори разродился сразу двумя статейками. Я зашел в его блог. Первый пост был проиллюстрирован снимком его распухшей физиономии. Ночью Лафори, по его словам, подвергся нападению, когда восседал за стойкой во «Флер-дю-Мальт»: компания завсегдатаев наказала его за твиты, которыми он подпитывал обстановку психоза на острове. Лафори хотел заснять нападение на свой телефон, но полицейский Анджело Агостини якобы отнял у него это орудие труда и не помешал хозяину бара как следует ему врезать под одобрительные вопли посетителей. Теперь журналист грозился подать жалобу и вспоминал теорию о «козле отпущения», запущенную в оборот Рене Жираром: любое общество или община в состоянии кризиса испытывает потребность найти козла отпущения, чтобы обвинить его во всех своих бедах.

Последнее утверждение Лафори было справедливым. Журналист стал объектом всеобщей ненависти. То была квинтэссенция его славы и пик мученичества. Он всего лишь занимался своим ремеслом, а часть островитян вообразила, что он подливает масла в огонь. Остров погрузился в геенну иррациональности, поэтому нетрудно было представить последующие оскорбления и наскоки, жертвой которых он мог оказаться. Для успокоения страстей и во избежание усугубления ситуации следовало бы снять блокаду, но префектура пока что не собиралась этого делать. Главное, пора было найти и схватить виновника чудовищного преступления.

Во втором посте журналиста речь шла о полицейском расследовании и об истории самой жертвы.

Аполлин Мериньяк (такой была ее девичья фамилия) родилась в VII округе Парижа в 1980 году. Училась в школе Святой Клотильды, затем в лицее Фенелон-Сент-Мари. Скромная и способная ученица, она поступила в литературный класс, но в 1998 году, во время учебы на подготовительном курсе, ее жизнь резко пошла под откос.

На студенческой вечеринке она знакомится с Каримом Амрани, мелким наркоторговцем с бульвара Шапель, и влюбляется в него по уши. Амрани учился на юриста в Нантере, но забросил университет. Это был жалкий краснобай из ультралевых, сегодня корчивший из себя Фиделя Кастро, а завтра — Тони Монтану из «Лица со шрамом».