Избранные произведения в одном томе

Все проявили большое любопытство, и все лица повернулись ко второму комедианту в ожидании ответа. После паузы тот нехотя произнес:

— Да, это признание слышали многие, и я в том числе. Кажется, никто в тот момент не обратил на него внимания, однако результат оказался болезненным. Всего несколько слов, но они имели большое значение. После этого мы ни разу не видели, чтобы пара разговаривала друг с другом, а по окончании тех гастролей они оба уволились, и больше я никогда их не видел. Кто-то мне сказал, что они оба покинули сцену. Хотел бы я знать, как вы об этом узнали? Те из нас, кто видел эту сцену и слышал сказанное, молчаливо договорились никогда не вспоминать об этом. И я не вспоминал, до этого момента.

— Это был высокий, приятной внешности мужчина с пучками седых волос?

— Тогда они были черными, такими же черными, как у Костей. Прошу прощения, старина, — кивнул он трагику, а молодой человек продолжал:

— А она была интересная женщина с орлиным профилем? Очень хороша собой, стройная, с густыми белыми волосами и серыми глазами, сияющими подобно звездам?

— Да, прекрасные серые глаза, большие и яркие, как светочи, но волосы у нее были золотистые. Эти двое были самой красивой молодой парой, какую мне доводилось видеть, и до того дня, по-моему, просто обожали друг друга. Говорю вам, то, что случилось в том турне, стало горем для нас всех.

Молодой человек очень мрачно произнес:

— Если бы мы знали всё так же, как знает Всевышний, возможно, мы бы сожалели о некоторых вещах больше, а о других — меньше. Я лишь догадался, что Байу-Пьер стал местом того признания; вторая же часть этой истории пришла с другого конца света.

При этих словах все задрожали от предвкушения. Вот хорошая история, способная пробудить живой интерес! В вагоне воцарилась тишина, подобная тишине падающего снега за его стенами.

Наконец

— Когда я был молодым — да, я и сейчас еще не очень старый, но тогда был очень юн, и все это кажется мне таким далеким, — я однажды свалял дурака. Это был не очень плохой поступок, не преступление, но я очень его стыдился, так как мои родственники были высокопоставленными людьми и занимали важные посты в стране. Когда я вернулся, я боялся рассказать о нем девушке, с которой был помолвлен. Она была умной и инстинктивно понимала: что-то не так — поэтому спросила меня, что случилось. Я отрицал, говорил, что все в порядке. Это меня окончательно доконало, так как я знал, что моя нареченная — чистая девушка и что ее устроит только правда или ничего. А так как мне не хотелось признавать себя еще и лжецом, а не только ослом, я рванул в Австралию. Что я там делал, вас не касается в любом случае это было вполне невинно. Я упомянул об этом только для того, чтобы вы что-то поняли позднее. Я был студентом-медиком, и мне так нравилась эта работа, что у меня с тех пор возникла любовь ко всему, связанному с ней.

На корабле, на котором я плыл, была медсестра, ехавшая в качестве сестры-распорядительницы в одну из больниц Мельбурна. Молодая женщина, но с совершенно седыми волосами, она обычно спускалась в третий класс, в котором я плыл, и старалась быть полезной его пассажирам. Я стал чем-то вроде добровольного помощника доктора, который признал во мне бывшего джентльмена — а среди пассажиров третьего класса редко встретишь джентльмена, уверяю вас, — и помог мне устроиться с чуть большим комфортом. Помогая ему, я и познакомился с медсестрой, и мы с ней стали добрыми друзьями. Она очень мне сочувствовала и хорошо понимала, что я страдаю из-за чего-то. Поддавшись естественному стремлению всех женщин помочь — благослови их Господь! — она вскоре выведала мою тайну. Однажды ночью — никогда ее не забуду, ту тяжелую, душную ночь с луной в золотом ореоле над тихим морем — мы засиделись допоздна, прямо над винтом, который шумел под нами, но это беспокоило нас не больше, чем тиканье часов. Таинственность места и жажда сочувствия, которая часто бередила мне сердце, одержали надо мной верх, и я открыл моей подруге душу, чего не делал ни до, ни после этого. Когда я замолчал, то увидел, что ее большие глаза сияют, а по щекам слезы катятся. Она повернулась ко мне, взяла мою руку двумя своими ладонями и сказала: «О, почему вы ей не рассказали обо всем? Она бы простила всё-всё и любила бы вас за это еще больше всю вашу жизнь. Именно скрытность причиняет боль! Благородные натуры острее всех это чувствуют. Я знаю, знаю это слишком хорошо, мне говорит об этом горечь моего разбитого сердца».