Избранные произведения в одном томе

Осмотрев дом, Малькольмсон решил устроиться в просторной столовой, которая была достаточно большой и удовлетворяла всем его требованиям, и миссис Уитмен с помощью поденщицы, миссис Демпстер, занялась ее обустройством. Когда внесли и распаковали корзины, Малькольмсон увидел, что она по доброте душевной предусмотрительно прислала со своей кухни столько еды, что ее хватит на несколько дней. Перед уходом добрая женщина высказала ему всевозможные пожелания благополучия, а у двери обернулась и сказала:

— И возможно, сэр, так как эта комната большая, и в ней гуляют сквозняки, хорошо было бы загородить вашу кровать на ночь одной из этих больших ширм. Хотя, по правде сказать, я сама умерла бы, если бы меня заперли здесь со всеми этими… тварями, которые высовывают головы из-за углов или выглядывают сверху и смотрят на меня! — Нарисованная воображением женщины картина, как видно, была слишком большим испытанием для ее нервов, и она тотчас убежала.

Когда хозяйка гостиницы исчезла, миссис Демпстер фыркнула с высокомерным видом и заметила, что лично ее не пугают все страшилки королевства.

— Я вам скажу, что это такое, сэр, — заявила она. — Страшилки — это что угодно, только не злые духи! Крысы, и мыши, и жуки, и скрипящие двери, и отвалившиеся шиферные плитки, и сломанные оконные рамы, и заевшие выдвижные ящики, которые не закрываются до конца, когда дергают за ручки, а потом падают посреди ночи. Посмотрите на деревянные панели в этой комнате! Они старые, им сотни лет! Вы думаете, в них не живут крысы и жуки? И вы считаете, сэр, что не увидите ни одной из этих тварей? Крысы — это и есть злые духи, говорю я вам, а злые духи — это крысы, и не надо ничего другого придумывать!

— Миссис Демпстер, — торжественно ответил Малькольмсон, вежливо кланяясь ей, — вы знаете больше, чем старший ранглер[229]! И позвольте мне сказать: в знак того, что я высоко ценю ваш бесспорный здравый смысл и отважное сердце, когда я уеду, я оставлю в вашем распоряжении этот дом и позволю вам прожить в нем самостоятельно последние два месяца срока аренды, поскольку мне будет достаточно четырех недель.

— Премного вам благодарна, сэр! — ответила она. — Только я и одной ночи не смогла бы провести вне стен своего дома. Я живу в богадельне Гринхау, и если хоть раз переночую не у себя в комнате, то лишусь всех средств к существованию. Правила там очень строгие, и слишком много людей ждет свободного места, чтобы я стала рисковать. Не будь этого, я бы с радостью поселилась в этом доме и полностью обслуживала вас, пока вы здесь живете.

— Добрая женщина, — поспешно ответил ей Малькольмсон, — я приехал сюда с целью побыть в уединении; и поверьте мне, я благодарен покойному Гринхау за то, что он так организовал свое замечательное благотворительное общество — каким бы оно ни было, — что я невольно лишился возможности поддаться подобному искушению! Сам святой Антоний не был бы более стойким в этом вопросе.

Старуха хрипло рассмеялась.

— Ах, юные джентльмены, — сказала она, — ничего-то вы не боитесь. Что ж, похоже, здесь вы получите то уединение, к которому стремитесь.

Она принялась за уборку, и к наступлению темноты, когда Малькольмсон вернулся с прогулки — он всегда брал с собой одну из книг, чтобы учиться на ходу, — он увидел, что комнаты подметены и прибраны, в старом камине горит огонь, лампа зажжена, а стол накрыт к ужину и уставлен отличными блюдами с кухни миссис Уитмен.

— Вот это действительно комфорт! — произнес он, потирая руки.

Закончив ужин, молодой человек переставил поднос на другой конец большого дубового обеденного стола, снова достал свои книги, подбросил в огонь дров, отрегулировал лампу и уселся за свою нелегкую работу. Он без перерыва трудился почти до одиннадцати часов, потом ненадолго оторвался, чтобы подбросить дров в камин и сделать ярче огонек лампы, а также заварить себе чашку чая. Он всегда был любителем чая и в годы учебы в колледже частенько засиживался за работой и пил чай поздно. Остальное было для него большой роскошью, и он наслаждался ею, ощущая восхитительную, сладостную легкость. Вновь разгоревшиеся языки пламени в камине высоко взлетели и рассыпали искры, и по просторной старой комнате запрыгали причудливые тени. Прихлебывая горячий чай, студент наслаждался тем, что отгородился от себе подобных. И тут Малькольмсон впервые обратил внимание на то, какую шумную возню устроили крысы.

«Несомненно, — подумал он, — они не могли так шуметь все время, пока я занимался. Если бы это было так, я должен был бы это заметить!»

Шум все усиливался, и Малькольмсон убедился, что он возник недавно.

Очевидно, сначала крыс пугало присутствие постороннего, а также свет камина и лампы, но с течением времени они осмелели и теперь разошлись не на шутку.