Читаем Избранные работы полностью

Избранные работы

Обмен письмами между Гуссерлем и Шпетом приходится, в основном, на предвоенное время, 1913—1914 гг. Из письма фрау Гуссерль от 20 сентября 1918 года следует, что попытка продолжения переписки имела место по крайней мере один раз в конце войны, однако письмо Гуссерля не сохранилось или не было отправлено.

Публикуемые ниже письма не только воссоздают атмосферу теплых дружеских отношений между семьями Гуссерля и Шпета, но и содержат в себе обсуждение таких ключевых для феноменологии проблем, как роль и задачи философии, проблема смысла (ноэсис-ноэма), проблема Я и проблема времени. Разумеется, в письмах представлены лишь эскизы этих проблем, но зато здесь они даны рельефно и живо. Наиболее подробно разъясняет Гуссерль Шпету некоторые аспекты проблемы времени, которая, к сожалению, осталась для Шпета, в целом, на втором плане.

Инициатором переписки был, без сомнения, Шпет. Гуссерль, как видно из писем, считал своим долгом отвечать на вопросы и возражения столь высоко им ценимого корреспондента. Кроме того, далеко не безразличным для Гуссерля было и восприятие феноменологии в России.

Публикуемые письма восполняют определенный пробел в истории феноменологического движения, однако краткость переписки основателя феноменологии и его последователя в России, который, впрочем, пытался обрести свой собственный путь, обращает наше внимание на один из тех разрывов в «сочленениях времени», которыми так изобилует русская и немецкая история в XX веке.

Насколько интенсивной и философски значимой могла бы стать эта переписка? Только ли социально-политические причины послужили препятствием для ее продолжения? Здесь мы вступаем в область предположений. Однако одно предположение следовало бы, на наш взгляд, исключить как ошибочное, а именно, что «история мешала» философам делать свою «тихую, но важную работу».

Напротив, философская работа в Европе, России и Америке была чрезвычайно интенсивной в предвоенные годы и в годы войны, не говоря уже о послевоенном времени. Гуссерль и Шпет не составили здесь исключения. В публикуемых письмах есть много свидетельств тому, как интенсивно работал Гуссерль в эти годы; его корреспондент опубликовал в 1914 году книгу «Явление и смысл» [175] , в 1916—1917 гг. опубликованы две важнейшие его статьи «Сознание и его собственник» [176] и «Мудрость или разум». [177]

Важно, однако, внутри этой интенсивной работы мировой философии, которая происходила на фоне общего ощущения прогресса европейской культуры, выделить по крайней мере две тенденции: философию, выражающую кризис культуры, и философию, принимающую вызов этого кризиса. Феноменология в лице Гуссерля и Шпета принадлежит, несомненно, к этой второй тенденции.

Усилиями в основном Брентано и Гуссерля, феноменология возникла в относительно спокойное и даже, можно сказать, безмятежное время – на рубеже веков. Однако не кто иной, как Гуссерль увидел истоки кризиса европейской культуры в разрушении фундаментальных связей сознания и идеальных предметностей, в релятивизме, скептицизме и историзме, в низведении сознания к вторичному и функциональному. В противовес Марксу и Ницше в феноменологии речь идет о недооценке всех прежних ценностей, и прежде всего ценностей классического рационализма, истинный смысл которого, по мысли Гуссерля, был затемнен объективизмом. В 1911 году, за три года до I мировой войны, в статье «Философия как строгая наука» Гуссерль прямо указывает на угрозу абсолютным нормам культуры, в 1935 году, за четыре года до II мировой войны, в «Венской истории» Гуссерль говорит о духовном кризисе Европы. За этой «мистикой чисел» – глубокое проникновение в основы кризиса культуры как кризиса ее смысловых основ. Громадная ответственность, о которой пишет Гуссерль Шпету, связана с созданием нового учения о сознании, которое, по его замыслу, должно было стать не одной из многочисленных гносеологических доктрин, устанавливающих тот или иной тип связи между субъектом и объектом, но онтологией культуры и онтологией жизни.

Гуссерлевские сравнения феноменологии с русской равниной, которая лишь при усердной работе дает богатый урожай, или с горной страной, в которой так трудно обжиться, конечно, не для пост-современного читателя. Тем не менее, они весьма уместны в наши дни, поскольку лейтмотив феноменологии – это возделывание и культивирование сознания сознанием, в то время как сознание уходит из тела культуры, оставляя взамен лишь тело, сфера проблематизации которого стремится выработать стойкий иммунитет к «вирусам» идеальной предметности, объективного смысла, потока переживаний, внутреннего времени и очевидности.

Философия, для Гуссерля, это «наука об истинных началах, об истоках», а «горная страна» – это как раз страна истоков, в которой действительно трудно жить, как трудно порой жить на родине, что испытали в своей жизни и смерти Эдмунд Гуссерль и Густав Шпет.