Избранные стихи из всех книг

«Эт' вот тут Вокер Петерса продырявил,

(Вруном его тот обозвал!)

Выпалил, да и коня направил

Прям' аж на перевал!

..........................

Брат Петерса первым скакал за дичью,

За ним я, и Кларк, и Джо,

Но он не хотел быть нашей добычей,

И во' шо произошло:

Он выстрелил на скаку, не целясь,

Не помню уж, как началось,

Хто говорил — от пыжа загорелось,

А хто — што само зажглось…»

В этой балладе, прямой предшественнице позднейших «кантри», особенно хорошо видно то, что стало вскоре характерной чертой почти любого киплинговского стиха: и обрывочность сюжета, и стремительность, как сюжетная, так и музыкальная, и густое употребление просторечий, диалектных и жаргонных словечек. Короче говоря, у Киплинга было двое предшественников — Вальтер Скотт, писавший в начале 19 века и Фрэнсис Брет-Гарт — ближе к его концу. Уильям Хенли, тоже, возможно, повлиял на своего «ученика». С Хенли Киплинга роднит суровость и мужественность стиха, так противостоящая и «правильному» викторианству, и «эстетскому», как бы изнеженному, прерафаэлитству:

…Ни груз грехов, ни груз седин…

Хоть жизни так узки врата,

Своей судьбе я — господин,

Своей душе я — капитан!

(У. Хенли)

Хотя, конечно, тут уже речь идет о психологических свойствах личности, скорее, врожденных…

Кроме обычных баллад, у Киплинга появляется и совершенно новый, им изобретенный жанр, который можно было бы назвать «Баллада — роман»: это прежде всего «Мэри Глостер».

На пространстве примерно в 250 строк в монологе умирающего сэра Антони дается сюжет, характерный для так называемых «семейных» романов, таких как «Домби и сын» Ч. Диккенса, «Господа Головлевы» М. Салтыкова-Щедрина, «Дело Артамоновых» М. Горького, «Семья Тибо» Р. Мартен дю Гара, или «Сага о Форсайтах» Дж. Голсуорси и «Будденброки» Т. Манна. Перед читателями проходит сильный и энергичный основатель рода и «дела» и его потомки, нередко слабые, сводящие к нулю многие начинания своего предшественника… Достаточно сравнить старого Джолиона у Голсуорси с некоторыми людьми из младших поколений. А в «Будденброках» Томаса Манна есть особенно яркий символический эпизод: последний нежизнеспособный потомок этой сильной и активной семьи, маленький Жанно, случайно открыв родословную книгу, подводит черту красным карандашом под своим именем…

По сути дела такая же история рассказана и у Киплинга в «Мэри Глостер», в этом монологе-романе в форме баллады. Вот как говорит умирающий баронет, истинный «self-made man»:

Не видывал смерти, Дикки? Учись, как уходим мы!

И ты в свою очередь встанешь на пороге смертельной тьмы.

Кроме судов, и завода, и зданий, и десятин

Я создал себя и милъоны, но проклят, раз ты мой сын!

Хозяин в двадцать два года, женатый в двадцать шесть, —

Десять тысяч людей к услугам, а судов на морях не счесть.

Это он о себе. А вот о сыне:

Харроу и Тринити Колледж! А надо бы в Океан!

Я хотел тебе дать воспитанье, но горек был мой обман.

............................................................

Лгун, и лентяй, и хилый: как будто себе на обед

Собирал ты корки с помоек. Мой сын не помощник мне, нет!

(Пер. А. Оношкович-Яцыны)

В этой балладе видна еще одна особенность киплинговского стиха: его главная заслуга перед английским поэтическим языком — необычайное расширение словаря.

…Они возились с железом! — Я знал — только сталь годна.

Первое растяженье! И стоило это труда,

Когда появились наши девятиузловые суда!..

В стихах Киплинга на равных правах звучат и литературная речь, и песенные интонации, и высокий библейский стиль, и лондонский «кокни», а там, где это надо, — профессиональные жаргоны моряков или мастеровых, и мастерски воспроизводимый солдатский сленг, особенно густой в некоторых из «Казарменных баллад»:

Капитан наш куртку справил, первоклассное сукно!

(Пушкари, послушайте рассказ!)

Нам обмыть обновку надо — будет самое оно,