Читаем Избранные стихи в переводе А.Гомана - часть 1 полностью

Ей – мундштук, удил`a; лишь мешают в движенье,

Но свобода её – это молнии свет,

Заключённый меж двух полюсов напряженья.


Возлюбите слова – те, что кровь бьётся в них.

В чаще выспренних терний ищите

И до края иврита преследуйте их,

В строфы з`a косы силой тащите.


Отбирайте, как пленницу, стр'oку: она

Быть должна у вас краше всех прочих,

И найдите ей рифму – как клятва, верна

(Иль из дальних – но ярких и сочных).


Для напева и слов песни, вышедшей в путь

Без друзей, это будет порукой,

Это будет ей платой за каторжный труд,

Где стирается грань меж игрой и мукой.


Вот и месяц раскрылся, подняться готов.

Кочет кочета кличет, находит.

Я на песню свою взгромоздил гору слов,

Как у пишущей братии в моде.


Пусть же ваши сердца, где сейчас так темно,

Свет единый всегда озаряет –

Братства свет. Это – ангела свет, что давно

Сотней глаз на нас с неба взирает.


Как пристыженный нищий, стоял исполин,

Дуб, у отчего дома когда-то,

Но вдруг в осени день нарядился в кармин

И омылся под грома раскаты».


Подумали братья: старшой-то не глуп:

Не зря помянул он про бедный дуб.


Хор


Брат на том, помедлив малость,

Завершил рассказ.

Речь ещё держать осталось

Девяти из нас.


В десяти стаканах наших,

Как в ночи, темно.

Кто готов, пускай расскажет

Песню про вино.


Далеко росла отсюда, как пред жатвой колосок,

Хамуталь. Любой из братьев рассказать о ней бы мог.

Но молчали и дивились, что, хотя не здесь она,

Её прелесть как-то слилась с терпкой горечью вина.

А один из них подумал и сказал: «Пора давно

В честь неё сложить нам, братья, было песню про вино.


Может быть, уже не вьётся локон девушки простой,

Хамуталь, что все мы знали той далёкою порой.

Но с её улыбкой, смехом – он для нас не потускнел! –

Вдруг сияли наши лица и стакан вина темнел.

Хоть порядок песен будет нынче строгим не вполне,

Я о ней напомню, братья, новой песней о вине».


Да, вино темнеет снова,

Как полночный час.

Если песнь твоя готова,

Начинай сейчас.


2. Вино


«Разветвлён его род, льстиво в дружбе вино,

Клялось сотням, но предало всех

В день, когда под ногой забурлило оно

Сельской девушки, скорой на смех.


Вместо слов мудрецов за и против вина,

Тех что суть его мыслят найти,

Только память о ней будет вечно одна

Для меня, как звезда на пути.


Ибо с первого тоста напиток простой

Ни на что не менял я, любя.

И его принесу под полою домой,

Подниму, Хамуталь, за тебя.

И взыграет притихшее было на час,

Проклиная измены, ища и искрясь.


За тебя лишь одну, за тебя то вино,

Что в пиру любит козни и лесть,

А внутри всё бурлит – ослеплённый Самсон,

Филистимлянам ищущий месть.


Хамуталь, Хамуталь, – блеск очей, что хрусталь,

И на пальцах сверкает роса…

Ими глаз ты коснулась моих, Хамуталь,

Словно молний огнём небеса.


Мы в тоске новой встречи с красой твоей ждём,

Хоть пред нею нам не устоять,

Как не выстоит в битве с коварным вином

Даже вся королевская рать.


Есть в вине том печаль, что нам вечно нести,

Но любуясь, мы глаз не могли отвести.


Наши страсти, что быстро рассыпались в прах,

В нём трепещут, беззвучно дыша.

Раз коснувшись, оно нас сжимает в тисках,

Как металл рукоятку ножа.

Каждой чёрточкой схожая с этим вином,

Вся любовь наша смолоду в нём.

Праздник наш – оно живо всегда и бедн'o,

Как слеза, что смахнут рукавом.


Словно море, и мы будем п'oлны в свой час

Его мудрою древней тоской

И поймём, что оно лишь одно среди нас

Влюблено до доски гробовой.


Клятва – бремя его, как растраты – наш путь,

Эту верность, Всевышний, ему не забудь.


Не забудь, что, как тёрн, все – корысть и тщета,

Мы цеплялись за эту юдоль;

Только в нашем вине – та ж печаль-нищета,

Но под рубищем виден король.


Не забудь, как секрет его прост и высок,

В кубках – пламени жаркий язык,

Ибо первый глоток – то свободы глоток,

К ней из нас ни один не привык.


А второй, словно лев-царь зверей, нападёт,

В жилах кровь закипит, будто сталь,

Третий тьму за собою глоток принесёт,

И ту тьму осветит Хамуталь.


Но достать до неё было нам не дано,

Её сердца коснулось одно лишь вино.


Мимо всех наших сплетен и шумных пиров

Отрешённо прошло ты, смеясь,

О вино, друг-отшельник, былая любовь,

С этой ночью припомни и нас!


И припомни ещё яркий блеск праздных слов

Тех из нас, чьи корыстны сердца.

Лишь тебе и той девушке каждый готов

Бескорыстно служить до конца.


Но, когда ощутить ни грозу, ни росу

Ни один не сумеет из нас,

То к ногам Хамуталь, как деревья в лесу,

Рухнем в пыль, лишь настанет наш час».


И послушав, все братья сказали одно:

«Хороша Хамуталь и пре-красно вино».


Хор


Брат на том, помедлив малость,

Завершил рассказ.

Речь ещё держать осталось

Восьмерым из нас.


Но, как серп в окне, та песня

В памяти всплывёт,

Словно дуб в грозу, чудесной

Свежестью дохнёт.


Вот ещё для песни тема:

О простых вещах,

Что в пути любили все мы –

Реках и ветрах.


Пусть она зажжёт в вас пламень,

Хамуталь затмив.

(У кого на шее камень

С той поры – счастлив!)


За водой пошла хозяйка –

Из колодца взять.

Третий брат, не забывай-ка:

Время начинать!


3. Книги


«У осени есть медь, у волн есть льда величие и сила,

У книг, что не забыть, есть свет –

Ума чудесный сплав.

Я помню, как свеча над долгой сагой тома мне светила,

А я за ней следил, как бы на пальцы встав.


Я ночью его город в этом свете наблюдал украдкой,

Перейти на страницу:

Похожие книги

The Voice Over
The Voice Over

Maria Stepanova is one of the most powerful and distinctive voices of Russia's first post-Soviet literary generation. An award-winning poet and prose writer, she has also founded a major platform for independent journalism. Her verse blends formal mastery with a keen ear for the evolution of spoken language. As Russia's political climate has turned increasingly repressive, Stepanova has responded with engaged writing that grapples with the persistence of violence in her country's past and present. Some of her most remarkable recent work as a poet and essayist considers the conflict in Ukraine and the debasement of language that has always accompanied war. *The Voice Over* brings together two decades of Stepanova's work, showcasing her range, virtuosity, and creative evolution. Stepanova's poetic voice constantly sets out in search of new bodies to inhabit, taking established forms and styles and rendering them into something unexpected and strange. Recognizable patterns... Maria Stepanova is one of the most powerful and distinctive voices of Russia's first post-Soviet literary generation. An award-winning poet and prose writer, she has also founded a major platform for independent journalism. Her verse blends formal mastery with a keen ear for the evolution of spoken language. As Russia's political climate has turned increasingly repressive, Stepanova has responded with engaged writing that grapples with the persistence of violence in her country's past and present. Some of her most remarkable recent work as a poet and essayist considers the conflict in Ukraine and the debasement of language that has always accompanied war. The Voice Over brings together two decades of Stepanova's work, showcasing her range, virtuosity, and creative evolution. Stepanova's poetic voice constantly sets out in search of new bodies to inhabit, taking established forms and styles and rendering them into something unexpected and strange. Recognizable patterns of ballads, elegies, and war songs are transposed into a new key, infused with foreign strains, and juxtaposed with unlikely neighbors. As an essayist, Stepanova engages deeply with writers who bore witness to devastation and dramatic social change, as seen in searching pieces on W. G. Sebald, Marina Tsvetaeva, and Susan Sontag. Including contributions from ten translators, The Voice Over shows English-speaking readers why Stepanova is one of Russia's most acclaimed contemporary writers. Maria Stepanova is the author of over ten poetry collections as well as three books of essays and the documentary novel In Memory of Memory. She is the recipient of several Russian and international literary awards. Irina Shevelenko is professor of Russian in the Department of German, Nordic, and Slavic at the University of Wisconsin–Madison. With translations by: Alexandra Berlina, Sasha Dugdale, Sibelan Forrester, Amelia Glaser, Zachary Murphy King, Dmitry Manin, Ainsley Morse, Eugene Ostashevsky, Andrew Reynolds, and Maria Vassileva.

Мария Михайловна Степанова

Поэзия
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное