Избранные труды

Ты сам Хвостова подражатель,

Красот его любостяжатель,

Вот мой, его, твой, наш навоз!

Ум хорошо, а два так лучше,

Зад хорошо, а три так гуще,

И к славе тянется наш воз.

(XIII, 238)

Некоторые места в этом письме не вполне понятны и не получили объяснения. Очевидно – это следует и из него, и из последующих писем – Вяземский прислал Пушкину какие-то свои стихи о Хвостове, написанные им в дороге, и в этих стихах была та тема «поэтического навоза», которая наметилась уже в его ревельском письме к жене – том самом, которое он так стремился показать Пушкину. Вероятно, стихи были пародийны, – и Вяземский соотносил их с пушкинской одой (о ней идет речь в строках «Ты сам Хвостова подражатель…»). Стихов этих мы не знаем; вероятно, они были приложены к письму на отдельном листке и не сохранились. Шестистишие, начинавшее письмо, было своего рода сопроводительным текстом.

Около 7 ноября Пушкин пишет Вяземскому, что стихи доставили ему величайшее удовольствие. «<…> С тех пор как я в Михайловском, я только два раза хохотал; при разборе новой пиитики басен (статья Вяземского „Жуковский. Пушкин. О новой пиитике басен“. – В. В .) и при посвящении г<…>у г<…>а твоего». И он подхватывает тему «поэтического поноса»:

В глуши, измучась жизнью постной,

Изнемогая животом,

Я не парю – сижу орлом

И болен праздностью поносной.

Этот фейерверк каламбурных двусмысленностей – еще один выпад против одописцев. «Парит орлом» – одический поэт; «сидеть орлом» – удел обуреваемого поносом. «Поносная праздность» – одновременно и «позорная».

Что же касается первой строки – это преображенная биографическая реалия. Конечно, «измучась жизнью постной» – гипербола; в Михайловском Пушкин вовсе не голодал. Но подобные же гиперболы мы находим и в раздраженных его письмах этого времени, где он жалуется на безденежье, на контрафакции и беспечность брата Льва, грозящие оставить его без куска хлеба. «<…> Эдак с голоду умру <…>» (брату, от 7 апреля 1825 г. – XIII, 161). «…Год прошел, а у меня ни полушки <…> Словом мне нужны деньги или удавиться» (брату, 28 июля 1825 г. – ХIII, 194).

Нужен был еще один шаг, чтобы спроецировать на себя литературный облик «бедного поэта»:

Я же с черствого куска,

От воды сырой и пресной

Сажен за сто с чердака

За нуждой бегу известной.

(«Ты и я») Последняя строка также подготовлена цепью каламбуров в шуточном послании к Вяземскому:

Бумаги берегу запас,

Натугу вдохновенья чуждый.

Хожу я редко на Парнас

И только за большою нуждой.

В заключении возникает фигура Хвостова – основного героя переписки:

Но твой затейливый навоз

Приятно мне щекотит нос;

Хвостова он напоминает,

Отца зубастых голубей,

И дух мой снова призывает

Ко испражненью прежних дней.