Редко существовала более благодарная задача, чем та, которую представляло собой во второй половине XVIII века опровержение учения, давно отжившего свой век, давно уже разложившегося, возбуждавшего отвращение у одних и насмешку у других, учения, которое существовало только как ветхая развалина и при всем том еще должно было прибегать к таким жалким научным подпорам. За эту весьма благодарную задачу взялся Тюрго, который разрешил ее с необыкновенным умением и блестящим успехом. Его «Mémoire sur les prets d’argent (“Записка о денежных ссудах”)»272
— равноценное pendant к сочинениям Сальмазия о ростовщичестве. Тем не менее нынешний исследователь найдет в его рассуждениях наряду со многими удачными обоснованиями и немало слабых. Но удачные и неудачные обоснования приводятся с таким умом и остроумием, с таким риторическим и диалектическим искусством и при помощи таких убедительных приемов, что их действие на современников могло быть только победоносным.Так как достоинства этой работы заключаются не столько в самых мыслях, которые по большей части тождественны с обычными аргументами его предшественников, сколько в убедительной их форме, то более подробный разбор содержания «Mémoire» имел бы смысл только тогда, если бы я воспроизводил длинные цитаты из него дословно, а от этого я должен отказаться за недостатком места. Поэтому я ограничусь тем, что приведу некоторые более характерные мысли из рассуждений Тюрго.
Самым важным обоснованием, оправдывающим процент, он считает право собственности, которое заимодавец имеет на свои деньги. В силу этого он имеет «неприкосновенное» право располагать ими по своему усмотрению и облагать их отчуждение и ссуду такими условиями, какие он найдет желательными, например, уплатой процента (§ 23 и след.). Этот аргумент очевидно ложен, так как им можно было бы доказать как законность процента вообще, так и законность и справедливость ростовщического процента в 100%!
Возражение о бесплодности денег Тюрго опровергает теми же доводами, что и его предшественники (§ 25).
Особенное внимание оказывает Тюрго выше воспроизведенному рассуждению Потье. Мнение Потье, что взаимные услуги по справедливости должны быть одинаковы, чего в ссуде за вознаграждение не наблюдается, он опровергает посредством аргумента, что те предметы, которыми обмениваются добровольно, без обмана или принуждения, в известном смысле всегда обладают одинаковой ценностью. На роковое возражение, что для потребляемых вещей нельзя себе представить употребления, независимого от самой вещи, он возражает упреком в юридической казуистике и недозволительной метафизической отвлеченности и приводит обычную аналогию между ссудой денег и отдачей внаем непотребляемой вещи, например, алмаза. «Как! Неужели это преступление заставлять меня платить что-нибудь за ту громадную выгоду, которую я извлекаю из употребления суммы денег, а требовать плату за ничтожную пользу, которую я извлекаю из мебели или драгоценности в течение того же времени? И это потому, что тонкий ум юриста в одном случае может отделить употребление вещи от самой вещи, а в другом не может? Это в самом деле слишком забавно» (p. 128).
Однако непосредственно после этого сам Тюрго впадает в ту же метафизическую отвлеченность и юридическую казуистику. А именно, чтобы устранить возражение, что должник становится собственником одолженной суммы денег, вследствие чего ему принадлежит и их употребление, он придумывает право собственности на ценность денег и отличает его от права собственности на металл: второе, по его мнению, конечно, переходит на должника, первое же остается за кредитором.
Замечательны, наконец, некоторые рассуждения, в которых Тюрго, по примеру Галиани, указывает на влияние времени на оценку благ. В одном месте он приводит уже известную нам параллель между вексельной операцией и ссудой. Подобно тому, как в вексельных операциях дают меньшую сумму денег в одном месте, чтобы получить бо ́льшую в другом, так и в ссуде дают меньшую сумму в одно время, чтобы получить большую в другое. Причина обоих явлений заключается в том, «что разница во времени, как и в месте, производит реальную разницу в ценности денег» (§ 23). В другом месте он указывает на общеизвестную разницу, существующую между ценностями настоящей суммы денег и суммы, получаемой в более отдаленное время (§ 27), и несколько дальше он восклицает: «Если эти господа полагают, что сумма в 1000 франков и обещание в 1000 франков обладают совершенно одинаковой ценностью, то они высказывают еще более абсурдное предположение, ибо если бы эти вещи имели одинаковую ценность, то для чего же в таком случае вообще одалживали бы?»