При наблюдении языка как такового должна быть вскрыта форма, которая среди всех мыслимых форм более всего соответствует задачам языка; недостатки и преимущества конкретных языков нужно уметь оценивать по степени их приближения к этой единственной форме. Следуя по этому пути, мы нашли, что такой формой должна быть та, которая более всего подходит для общей направленности человеческого духа, своей оптимально упорядоченной деятельностью способствует его росту и не просто облегчает соотносительную согласованность всех его устремлений, но еще более оживляет ее посредством обратного воздействия. Однако духовная деятельность ставит перед собой не только цель своего внутреннего возвышения Добиваясь этой цели, она неизбежно направляет свои силы и вовне с тем чтобы возвести научное здание мировоззрения и с этих позиций снова выступать в качестве творческой энергии. Этот момент мы также включили в рассмотрение и пришли к очевидному выводу, что такое расширение человеческого кругозора удается лучше всего или даже исключительно при условии наличия самой совершенной языковой формы. Поэтому мгл подробнее занялись последней, и я попытался указать характеристики этой формы в тех моментах, где поведение языка оказывается непосредственно связанным с достижением его конечных целей. Вопрос, как языку удается выразить мысль в простом предложении и в периоде, где переплетается много предложений, казалось, представлял здесь самое простое решение задачи самоутверждения языка соотносительно и с его внутренними, и с его внешними целями. Однако от выяснения этого вопроса пришлось сразу возвратиться назад, для того, чтобы дать необходимую характеристику отдельным элементам. Нельзя ждать того, что какая-либо языковая семья или хотя бы один язык как таковой но всем пунктам соответствовал бы совершенной языковой форме; нам, во всяком случае, такой язык неизвестен. Однако санскритские языки более всего приближаются к этой форме, и в то же время это те языки, которые успешнее всего способствовали духовному развитию человечества на долгом пути прогресса. Следовательно, мы можем рассматривать их как прочный отправной пункт для сравнения со всеми остальными.
Языки, отклоняющиеся от полностью закономерной формы
Не все такие языки можно равно просто охарактеризовать. Поскольку они стремятся к тем же конечным целям, что и полностью закономерные языки, но достигают их в меньшей степени или неправильными путями, то в их строении не может наблюдаться столь ясная последовательность. Выше, при обсуждении строения предложения, кроме китайского языка, обходящегося вообще без грамматических форм, мы выделили три возможные формы языков: флективную, агглютинативную и инкорпорирующую. Все языки несут в себе одну или несколько из этих форм, и при сравнительной оценке их достоинств вопрос упирается в то, как они воплощают эти абстрактные формы в своих конкретных формах или даже, скорее, каков принцип этого воплощения или смешения. Отличие абстрактных языковых форм от конкретных, реально представленных, как я надеюсь, будет полезно уже тем, что смягчит неприятное впечатление от возвеличения одних языков как единственно оправданных, тогда как другие тем самым объявляются менее совершенными. Ведь то, что среди абстрактных форм флективную можно назвать единственно правильной, было бы трудно оспорить. Однако негативная оценка остальных форм не в равной мере годится для конкретных языков, поскольку ни в одном из них нет исключительного господства какой-либо одной из этих форм, но всегда живо отчетливое стремление к правильной форме. Тем не менее этот момент нуждается в еще более пристальном рассмотрении.